Хроники Птеродактиля

– Ты что творишь, юродивый? – Владимир приблизился к Юрию с намерением, не предвещавшим ничего приятного.

Мне не хотелось его останавливать, но и поощрять ненужные вмешательства не стоило: глупая история с фотографией могла спровоцировать многих на подобные «шалости». Например, Сашу. Он давно еле сдерживается от соблазна «помочь» Карине. Уж о Василии и подумать боязно, того гляди встанет стеной между Настей и всем остальным враждебным ей миром. Нет уж, дорогие мои, не успели сделать там – терпите здесь. Терпите.

– Лен, с тобой когда-нибудь случались необычные вещи? – Надя начала издалека, потом, видя, что Елена отнеслась к ее рассказу серьезно, подробно обрисовала путешествие фотографии, поведение Барсика и весь несуразный день, в котором чувствовалось присутствие «того Юрия».

Лена слушала, не перебивая и только в конце проговорила, словно вспоминая что-то: «Всякое бывает, живи и не удивляйся».

После разговора с Надей Лена позвонила Виктору. Трубку взяла Нина и сразу начала жаловаться на мужа, приговаривая, что он ее не понимает, считает то ли дурой, то ли сумасшедшей, то ли в детство впавшей. Отдышавшись, переключилась на Любу, обвинив ту сразу во всех грехах, не упустив ни черный глаз, ни тяжелую руку, ни пророческое слово – ведьма, короче.

Лена терпеливо выслушала, пожелала здоровья и душевного покоя, повесила трубку, посмотрела на Анатолия. Анатолий достал коньяк, плеснул в две рюмки, одну протянул жене, молча выпили, посмотрели друг на друга и засмеялись. «Сумасшедший дом, сумасшедший город, сумасшедшие люди», – подумал каждый из них, ничуть не удивившись, что сидят молча, но точно знают, кто из них что думает. Это у них получалось все чаще с тех пор, как однажды кто-то из них произнес: «Ты подумал – я сказал». Однажды ночью Анатолий, взяв подушку, ушел досыпать в другую комнату со словами: «Трудный день у тебя был сегодня, все думаешь, думаешь, а я не могу уснуть из-за твоих сослуживцев». Лена вздрогнула и сказала вдогонку: «Ты слышишь мои мысли? Вот забавно». С тех пор они спали в разных комнатах. Чтобы не мешать друг другу мысленной болтовней и не подслушивать того, чего знать не следует.

Степан приехал в Валентиновку утром. Его ждали. В доме пахло пирогами, травами и медом. Необычная чистота даже воздух делала звенящим и вкусным. Степан разглядывал старушек, не понимая, кто из них старше. «Наверно, к восьмидесяти все теряет очертания – и возраст, и желания, и силы», – удивился Степан собственной мудрости и подвинулся ближе к столу.

За чаем Татьяна снова заговорила об отце Степана – о собственном сыне. Варвара качала головой: уймись, мол, напугаешь больного, наперед зная, что дочь не внемлет ее предостережению, да и сама Варвара хотела встретиться с внуком, пока тот еще жив.

– Мы старые, он больной, как нам свидеться? – сетовала Татьяна, а сама уже прикидывала, удастся ли в этот выходной выбраться в Питер и согласится ли ее вредная дочь принять этих свалившихся бог знает откуда новых родственников.

Ехать решили через неделю. Вдвоем: Степан и Татьяна. Притихшая Варвара поразмыслила и решила: жизнь рассудит. Если после удара внук ее оправится и перенесет дорогу из Питера в Москву – значит, суждено ей обрести и внука, и правнука. Ну, а на нет и суда нет.