Хроники Расколотого королевства

Клент не стал дослушивать ее и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Мошка взяла его сапоги и швырнула о стену, а потом попробовала оторвать рукава от камзола, но у нее не хватило сил, и она принялась топтать его парик, пока он не стал похож на растерзанного терьера.

Когда она стояла, тяжело дыша, на растоптанном парике и ботинки ее были белыми от муки, она вдруг с отрезвляющей ясностью поняла, что ей нужно сделать. Если ей больше нечего рассчитывать на помощь Клента или Книжников, у нее оставался только один человек, который мог ей помочь, — леди Тамаринд.

Клент оставил на столе бумагу, перо и чернильницу. Мошка недолго думая написала письмо.

Ваша дражайшая светлость!

Книжники испытывают антипатию к Ключникам, посему они подозревают их в том, что те владеют печатным станком, который выводит герцога из себя. Так они рассчитывают каким-то образом завладеть городом.

Ключники прячут радикала по имени Хопвуд Пертеллис, который учит по запрещенным книгам детей в аллее, и я их там видела. Они прячут его в «Сером мастифе». Завтра ночью Книжники придут туда и арестуют его, когда он будет вместе с Ключниками, чтобы герцог понял, какие Ключники продажные и двуличные проходимцы, и впал в негодование.

Мошка с дороги.

Свернув письмо в трубочку, она убрала его за пазуху и поспешила на улицу, слыша, как удары сердца отдаются во всем теле.

— Извините, — обратилась она к женщине, несшей корзину с цветами. — Не подскажете, где мне найти Плюмажный сквер?

Женщина опасливо взглянула на нее. Она была немолода, ее широкое открытое лицо огрубело от работы на воздухе в любую погоду. В глазах у нее застыла печаль, словно она увидела в Мошке призрак умершей дочери.

— Конечно, цветик, — сказала женщина дрогнувшим голосом и, шепотом объяснив дорогу, пошла дальше.

Мошка проводила ее взглядом и попробовала разобраться, откуда такое отношение. Что-то не так с ней? С этой женщиной? Или со сквером? Если дело в последнем, скоро она сама увидит.

Мошка шла, следуя указаниям женщины. Улицы становились все уже, а дома — гаже. Наконец она повернула за угол и застыла как вкопанная.

Добряк Построфий еще не открылся взору, а Мошка уже ощутила мертвенный холод. Здесь было слишком тихо для городского сквера — такая тишина бывает только на кладбище. Но надгробий Мошка не увидела. Вместо них газон усеивали тысячи птичьих перьев, воткнутых в землю, — голубиных, сорочьих, утиных, фазаньих, вороньих. Многие были поломаны и растрепаны.

Мурашки пробежали у Мошки по спине. Никогда еще она не видела столько перьев, такого невообразимого, жуткого плюмажа. Ей вспомнились слова одного коробейника о «столичном плюмаже», и теперь она поняла их значение:

«А больше не было места в городе. Если только за стенами. К тому же казненных кучами скидывали в ущелья. Кто взялся бы их разгребать? Даже когда Птицеловов свергли».

Выходит, такой мемориал есть в каждом городе королевства, где Птицеловы проводили чистки. Каждое из этих перьев олицетворяло человека, казненного Птицеловами, — мужчину, женщину или ребенка. Перья были разными — то ли каждому сословию своя порода, то ли еще как. Мошке стало дурно. У нее возникло такое чувство, будто перед ней — разверстая рана города.

Оправившись от потрясения, она заметила, что не одна здесь. Кое-где мелькали люди, они переговаривались шепотом или скорбно кивали друг другу. Кто-то сидел на коленях, заменяя поломанные перья новыми.

На небольшом пьедестале, протягивая руку в жесте утешения, восседала статуя Добряка Свояка, что доносит молитвы усопшим родным. Перед ним колосились фазаньи перья. Мошка присела и провела по ним ладонью, словно скорбя о ком-то.

Затем она достала из-за пазухи письмо и, борясь с желанием оглядеться вокруг, вложила его между перьев. Дело было сделано. В этот самый миг она нарушила договор с Книжниками. Узнай они об этом, положат ее под печатный станок и раскатают в тонкий лист.

Она поспешила назад, в брачный дом, шарахаясь от прохожих в перчатках. Открыв дверь их с Клентом комнаты, она перевела дыхание и… увидела Клента — тот сидел в кресле с выражением смутной тревоги на лице.

— Что? — спросила Мошка.

Заметил ли он землю у нее на коленях? Или ему уже донесли? Нет, не может быть. Но хочется ясности.

— Ну что? — повторила Мошка.