Хроники Расколотого королевства

Мошка уставилась на него в недоумении.

— Чего?

Клент, кажется, только сейчас осознал, о чем щебечет Мошка. Воззрившись на нее, он переспросил:

— Что не ясно? Мошка, пойми, герцог арестовал всех Ключников в Манделионе.

Он тяжело вздохнул.

— Так… ведь это же здорово. Или нет?

— Нет! Ни разу не здорово!

Никогда еще Мошка не видела Клента таким раздраженным. Сейчас в нем не осталось и следа обычной вальяжности — он превратился в один сплошной нерв.

— Есть правила, дитя! — воскликнул он. — Понимаешь, правила! Много лет устав гильдий был единственной силой, которая не давала Книжникам и Ключникам вцепиться друг другу в глотки. Народ по тавернам может сколько угодно орать, что верен своим королям, это пустые слова. Нет и быть не может других правителей, кроме гильдий. Только они поддерживают порядок в королевстве, и все это понимают. Но если гильдии начнут войну… я даже боюсь представить, что будет. Мэбвик Ток ожидал, что Ключников выставят на посмешище, может, припугнут, но только не возьмут под стражу! Пресвятые Почтенные, завтра их будут судить! Ты хоть представляешь, что случится, если Ключников казнят? О чем только думал герцог?

Мошка покачала головой.

— Ключники решат, — продолжал Клент, — что это Книжники подстроили. Они обвинят их в нарушении устава. И начнется война. Книжников будут запирать в собственных домах и душить цепочками от ключей. А Ключников будут резать железными перьями и прессовать печатными станками. Речники встанут на сторону Книжников, а Извозчики поддержат Ключников, каждая гильдия поддержит одну из сторон, вплоть до Игроков и Мельников. Повсюду будут кровавые расправы — на улицах, в домах и на реках. В городах начнется голод, и солдаты примутся за мародерство. А короли с королевами, столько лет сидевшие тихо в своих замках, бросят в мясорубку наемные армии, лишь бы подняться на волне смуты. Ну как, здорово?

Мошка стояла с открытым ртом. Даже не скажешь, что ошеломило ее сильнее: картина будущего, нарисованная Клентом, или сам Клент, потерявший всякое самообладание.

— Я… даже не думала…

— Еще бы. Зачем тебе?

Клент взглянул на нее со смесью жалости и сочувствия.

— Ладно, откуда тебе знать, — добавил он примирительно. — Хуже всего, я теперь сомневаюсь, что злосчастный печатный станок принадлежит Ключникам.

— Что?

В голове у Мошки все окончательно спуталось.

— Я подслушивал за дверью, как они допрашивали Хопвуда Пертеллиса, — сказал Клент. — Они хотели узнать, где этот чертов станок. Потом обсуждали, как трудно найти дрессированного крокодила на черном рынке. А потом… распахнули дверь и втащили меня внутрь за шейный платок.

— Что? Они тебя…

— Да, я попался. Начал заливать, что выслеживаю их, потому что хочу вступить к ним в ряды. Они не поверили. Они знали, кто я такой. Знали, что я работаю на Книжников. Знали все, что я написал в отчете Мэбвику Току. Ума не приложу, как так вышло.

Мошка моргнула. Услышанное не укладывалось в голове.

— Я не поняла, мы теперь работаем на Ключников? — спросила она.

— Нет. Нам надо бежать из города. В том отчете было мое имя. И твое тоже, Мошка.

Мошка почувствовала, что к каплям дождя на лице примешиваются слезы, и опустила голову. Она знала, что стоит поднять взгляд, и она увидит вдалеке Восточный шпиль. Тогда она точно расплачется.

— Мистер Клент, вы можете… можете оставить меня. Написать записку леди Тамаринд, что… вам больше не нужна эта работа, вы оставляете место мне. Вам так будет проще, я знаю.

Клент бесстрастно взглянул на нее. Дождь лил сильнее с каждой минутой, и парик Клента совсем промок.

— Нет, — сказал он тихо.

Потом нагнулся к Мошке и завязал разболтавшийся шнурок чепчика.

— На это я не пойду.

Канава вдоль дороги журчала, унося к реке мелкий мусор. В ту же сторону шли Мошка с Клентом. Вскоре они достигли брачного дома.

— Мошка, — сказал Клент, когда они поднялись на крыльцо, — за домом пришвартована лодка. Подведи ее к подвальному окну. Полукруглому. И жди меня.

Мошка молча кивнула. Она боялась, что если скажет хоть слово, то разрыдается. Пока Клент открывал дверь, Мошка обошла дом и, перебравшись через поленницу, подошла к реке. Время было позднее, так что единственные глаза, видевшие, как Мошка с Сарацином садятся в лодку, принадлежали курам во дворе.

Лодка была сплетена из ивняка, обтянута кожей и напоминала большую корзину. Внутри лежала пара весел. Швартовая веревка была обмотана вокруг столбика. Мошка представила, как Пирожок привязывает лодку: губа закушена от усердия, рыжие завитки падают на лицо. А затем она представила, как Пирожок выходит утром на берег покормить кур, ошарашенно смотрит по сторонам, а лодки-то нет. Пирожок заливается слезами.

«Ну и ладно, — отмахнулась Мошка. — Она и так все время плачет».