Хроники Раздолбая. Похороните меня за плинтусом-2

— Слушай, мы с тобой дикие короли — открыли новый закон Мерфи, — рассуждал Мартин, когда они спускались по лестнице. — Если чья-то бабушка может испортить порево, то она дико его испортит.

— Может, и к лучшему. Кися не впечатлила меня так, чтобы с ней дико пороться, — в тон Мартину отвечал Раздолбай, напуская на себя ухарский вид. — По домам?

— Ну, нет! У меня слишком дымит пень, чтобы я сразу сдался. Пошли, найдем телефон. Ясенево — такой номенклатурный район, что полчаса уйдут на то, чтобы разыскать будку.

Таксофоны они нашли возле здания районного магазина, который местные жители, подсказывая дорогу, назвали «очагом культуры». Запасливый Мартин вытащил из кармана плаща маленький кошелек, набитый двухкопеечными монетками.

— В этой сраной тундре приходится таскать с собой черт знает что, — посетовал он. — В любом западном городе на каждом шагу стоят номенклатурные автоматы с карточками.

Мартин зашел в будку, вставил двушку в щель на загривке аппарата и ткнулся пальцем в голые цифры — диска у телефона не было. Уничтожив таксофон презрительным взглядом, он зашел в другую будку, но только затем, чтобы дотронуться до оборванного провода, — у этого телефона не было трубки.

— По-моему, у меня сегодня плохой день, — совершенно серьезно сказал он, протягивая Раздолбаю монетку. — Звони ты.

Раздолбай зашел в третью будку и, убедившись, что телефон исправен, под диктовку Мартина набрал номер.

— Нет, Натуль, не нашла конспектов, — сказала Пучкова в ответ на его «Алло».

— Какая Натуля? Это мы!

— Натуль, экзамен скорее всего отложат, так что не готовься сегодня.

— Бабка рядом, что ли?

— Да.

— Она уйдет или как?

— Попробуй через час позвонить, я поищу получше. Но думаю, ты в другой раз будешь сдавать.

— Ладно, понял, у нас незачет, — усмехнулся Раздолбай, радуясь, что сомнительное приключение окончательно завершилось.

Машину в ясеневских закоулках ловили так долго, что когда остановился белый пикап неотложки, Мартин отбросил номенклатурность и как дикий король уселся рядом с водителем, невозмутимо хлопнув дверцей с красным крестом. Раздолбаю пришлось протискиваться в фургон и умещаться на узком стульчике рядом с носилками. Ехали молча, словно с поминок. Только во дворе Раздолбая Мартин повернулся назад и отодвинул матовое окошко в перегородке.

— Слушай, ну дикое приключение мы с тобой занесли в наш актив. Спасибо.

— Тебе спасибо, ты это устроил.

— Я только платил, но ты дал нам повод. Жаль только номенклатурная бабушка обломала венчающий шпиль нашего праздника жизни. Бабушка — дикое дерьмо, чтоб ее так у ворот в рай обломали.

Когда Мартин уехал, Раздолбай вытащил из пожарного шкафчика в подъезде тюбик зубной пасты и заел сигаретный запах. По наитию он понюхал рубашку и обнаружил, что она пропахла Кисиными духами. Меньше всего ему хотелось объяснять маме, с кем он обнимался, поэтому, открыв бак «Жигулей», стоявших возле подъезда, он потер по рубашке вывинченной пробкой и стал пахнуть как таксист после круглосуточной смены. На возможный вопрос мамы «почему от тебя пахнет бензином?» он заранее придумал ответить, что помогал заправляться приятелю, и побрел домой, словно пес в конуру после резвой прогулки по лесу. Праздник с обломанным шпилем завершился, «своя жизнь» на сегодня закончилась.

— Где тебя носит? Ночь скоро, сутки дома не было! — с порога заругала его мама.

— Билеты только на вечерний самолет взяли.

— Самолет… На какие деньги ты на самолетах раскатываешь?

— Товарищ пригласил.

— Товарищ тоже к этой бабе летал?

— Мам, что ты говоришь такое?

— Ничего! Рядом девушек нет? Надо найти такую шалаву, чтобы на самолетах мотаться?

— Галчоночек, что ты себе позволяешь? Почему «шалава» сразу? — заступился дядя Володя.

— А чем она так манит? Я скромная была, ко мне из других городов не летали. Летают к тем, кто на передок полегче.

— Ты в Евпатории отдыхала, я к тебе, скромной, два раза летал. Хватит парня смущать.

— Пусть лучше смущается, чем алименты платит. Мне с этой Дианой все по голосу ясно.

— По голосу? — насторожился Раздолбай.

— Звонила уже из Риги, кошкой мяукала. Завтра перезвонит.

— Галя, можно тебя на минутку, — требовательно позвал дядя Володя и закрылся с мамой в комнате.

— …а что он… почему к ней… — долетел из-за двери возмущенный шепот мамы.

Оставив родителей спорить между собой, Раздолбай вбежал в свою комнату и сплясал такой неистовый танец, что у него екнули внутренности.

— Диана звонила! Фрак сработал! — ликовал он.

— Видишь, как ты рад. А если бы ты изменил своему чувству с той девушкой, эта радость была бы испорчена, — тихо проговорил знакомый внутренний голос.

— Господи… — благодарно подумал Раздолбай.

— Да.

— Я не могу поверить. Эти мысли… они мои и словно не мои… Господи, неужели ты есть и помог мне?

— Да.

— Я говорю с тобой, а не с собой?

— Да.

— И ты всегда рядом, я всегда смогу обращаться?

— Да. Да. Да.

На третьем «да» у Раздолбая сами собой брызнули из глаз слезы, и он повалился на кровать, первый раз в жизни узнав, что такое плакать от счастья.

— Бог есть! — думал он. — Бог есть и помог мне. Теперь я знаю, что на свете есть Бог.