Утром возле подъезда стояла машина милиции, а лежавшее на подъездном крыльце тело было с головой накрыто заскорузлым мешком, в котором угадывался развернутый половик.
«Ты ведь мог затащить его внутрь подъезда или позвонить в „скорую“», — шевельнулся слабый отголосок «внутреннего голоса», но Раздолбай приказал ему замолкнуть, не желая опять впадать в нервное расстройство.
«Не надо мне угрызений совести из-за того, что замерз какой-то пьяница! — твердо сказал он себе. — Пить надо меньше!»
К концу декабря ожидание новой жизни почти выветрилось. В подземных переходах стали появляться листовки с крупными заголовками «Нас обманули!». На улицах слышались разговоры — в августе мы, конечно, победили, только где эта победа? Знамением новой жизни не стало даже сообщение грустного Горбачева о своей отставке и спуск с кремлевского флагштока красного флага, на месте которого торжествующим победителем заколыхался бело-сине-красный триколор. Это событие бурно обсуждали по телевизору, но большинству людей было важнее, когда появятся продукты. Поговаривали, что скоро правительство запустит какую-то «шоковую терапию», и тогда прилавки заполнятся, но Раздолбай в это не верил. Он уже свыкся с мыслью, что продукты исчезли навсегда, и с самого начала самостоятельной жизни выработал способ решать проблему еды минимальными средствами. Раз в неделю он шел на колхозный рынок и покупал курицу, которая стоила в три раза дешевле, чем такой же по весу кусок мяса. Походив по гастрономам, можно было найти рис и купить на свои талоны два-три пакета. Сварив курицу, Раздолбай заливал рис бульоном и ставил его в большом чугунном горшке в духовку, а потом резал вареную курицу мелкими кусочками и перемешивал с рисом, добавляя несколько специй — получалась гора куриного плова. Горшок Раздолбай хранил в холодильнике и разогревал плов небольшими порциями на завтрак и ужин — хватало на всю неделю. Обедал он чем придется: картошкой, пшеном, фасолью — смотря что удавалось добыть. На худой конец можно было обойтись булкой с чаем или сходить на обед к родителям. Дядя Володя все еще получал в издательстве «спецпаек», и на тарелку макарон со шпротами в гостях у мамы Раздолбай всегда мог рассчитывать. Как выглядят сыр, гречка или мясо он давно забыл, и ему даже не верилось, что такие продукты когда-то продавались свободно.
Прошло еще некоторое время, и вдруг… Продукты появились в один день и сразу во всех магазинах! Услышав про это, Раздолбай недоверчиво заглянул в первый попавшийся гастроном и с удивлением обнаружил на полках ряды бутылок с молоком и кефиром, пачки сливочного масла и брикеты плавленых сырков. В холодильных саркофагах лоснились поленья колбасы и солнечно-желтые круги сыра. Рядом переливалась радужной шкурой какая-то рыба. Раздолбай сглотнул слюну и с удивлением посмотрел на посетителей магазина — вместо того чтобы сметать продукты и создавать очередь, они бродили вдоль прилавков с оторопелым видом и как будто знакомились с едой заново. Только посмотрев на ценники, он понял, в чем дело, — все стоило в десятки раз дороже, чем было раньше, и брать сто граммов сыра за деньги, на которые несколько лет назад можно было купить сумку деликатесов, никто не решался. Не решился и Раздолбай.
В первые дни наступившей наконец новой жизни магазины были похожи на выставки, куда заходили вспомнить вид пищи из прошлого.
— Плавленный сырочек, смотри-ка, тридцать шесть копеек стоил, а сейчас шесть рублей, — слышались голоса.
— Чтоб им в глотку засунули такой сырок прямо в фольге!
— Ой, простокваша, смотрите, раньше столько килограмм мяса стоил! Сколько же теперь стоит мясо? Я даже смотреть боюсь.
— Ну, знаете, лучше дорогое мясо, которое есть, чем дешевое, которого нету.
— Вот и покупайте сами, если деньги печатаете, а мы не жулики.
На первопроходцев, отважившихся на покупки, смотрели как на врагов.
— Миллионер проклятый! Чтоб у тебя кишки завернулись от этой жратвы! — кричала фронтовая бабушка с орденами в спину мужчине, купившему десяток сосисок, два пакета молока и кусок сыра.
— Успокойся, мать! — поддерживал фронтовую бабушку дед-оптимист. — Сказали же нам — будет шоковая терапия. Вот и будем в шоке дергаться, как подопытные собачки, пока не сдохнем.
С того дня как в магазинах появились продукты по новым ценам, перемены стали заметны повсюду, но выглядели они совсем не так, как представлял Раздолбай. Жизнь не становилась красивее, радостнее и интереснее. Скорее, происходило то, о чем говорил перед отъездом Валера, — плотина разрушилась, и в их пресный водоем хлынула соленая вода, отчего окружающий мир с каждым днем становился все более едким и неприятным. Люди-лещи и люди-карпы метались по улицам как полоумные или, наоборот, ходили потерянными. По малейшему поводу вспыхивали ожесточенные перепалки — на улице, в магазине, в транспорте.