— Ты мог бы себе представить, что медленное выкачивание информации из мозга может его травмировать? Это вообще номер, учитывая, что в технике всё наоборот. Мы даже на самом старте столкнулись с техническим проколом. Наша техника развивалась по пути работы с огромными объёмами информацией, а вот скорость записи данных особо не затрагивалась. В результате пришлось заморозить "безымянный проект" и начать разработку системы сверхбыстрого обмена данными. А для этого понадобилось ставить новые модули, новый персонал и новое оборудование. Так станция начала расширяться. А потом возникли сложности с методами переноса информации и её хранения. А ещё возникла проблема с перегревом оборудования. Чем выше скорость обмена данными, тем сильнее раскаляется техника. Пришлось раньше времени браться за исследование лучших известных систем охлаждения — тех, что были на Армагеддоне.
— А эти исследования вам что, дали спокойно проводить?
— Относительно. Эль согласилась нас в этом прикрывать под таким количеством ограничений, что эта станция стала для нас практически тюрьмой. Даже выхода в общую информационную сеть не было, чтобы ничего не утекло со станции. А в солнечной системе всегда дежурили "патрульные" линкоры, доверху набитые ядерными и нейтронными торпедами. Этого было достаточно, чтобы спалить не только станцию, но и планету в придачу.
— Суровые методы предосторожности.
— Её можно понять. Мы работали с тем, что опасно само по себе. И в случае, если я потеряю контроль над ситуацией, она обязана "ликвидировать угрозу". Именно поэтому мне нужна была система противодействия чрезвычайным ситуациям максимально эффективного уровня. Лучше лишиться части исследований, чем всей станции разом.
— Она пригодилась?
— Пригодилась. Но позже, когда мы занялись сторонними проектами, как раз теми, о которых пустили слух: особо опасные вирусы и биологическое оружие. Пришлось несколько раз отцеплять и сбрасывать секции станции в атмосферу планеты, где их ещё и распыляли линкоры.
— А на кой понадобились сторонние проекты?
— Не поверишь. У меня деньги кончились. На всё это дело понадобилось просто нереальное количество различных ресурсов. Мои сбережения оценивались пятнадцатизначной цифрой. Я думал, что такую сумму нереально потратить. Оказалось, что я недооценил нашу экономику. Когда у меня осталось лишь несколько гигакредитов, а чёткого результата исследований не было, я понял, что нам нужен очень серьёзный источник дохода. До этого нам уже приходили запросы от союзных цивилизаций на подобные исследования, но все отклонялись. Вот и пришлось теперь браться за них через посредничество Империалов, попутно продавая новинки спроектированных технологий. А ещё нам удалось сделать несколько медицинских открытий, что тоже неплохо так пополнило карман.
— Поэтому исследования застопорились на несколько лет?
— Да. Хех. А ведь во многих мирах есть истории о том, что случайно некоторые люди меняются телами. Типа РАЗ, и ты уже в чужом теле. Это кажется так просто, но на самом деле это стечение самых разных обстоятельств. А вот специально спровоцировать все эти обстоятельства оказалось ой как не просто.
— Да, обидно. И что дальше?
— Станция продолжала развиваться, попутно взявшись ещё и за разработки экспериментального вооружения. Некоторые образцы пришлось разрабатывать в условиях естественной гравитации. На планете. Это как раз те, которые прилетели вместе со мной. "Инвиктус" — отличный пример технологий последнего поколения, хотя и есть ещё что доработать. Плазменные пушки "Кентавр", что установлены на Алькатразе, тоже удачный экземпляр — они могут шмалять в быстром темпе без перегрева стволов. И всё это успешно работает даже в условиях агрессивной атмосферы. Остальное… спорно…
— Я понял, что тебе нравится хвастаться своими разработками, но ты отклонился от темы.
— …Через пять лет она стала первой закрытой исследовательской станцией титанического класса. Если посмотреть со стороны, то она была похожа на остроконечный нимб над планетой, радиусом где-то в 4000 километров. Название ей дали соответствующее — "Нимбус".
— Впечатляющее достижение.
— Да… вот только чем дольше всё это длилось, тем сильнее я сходил с ума. Этому способствовало не только моё состояние, но и проводимые операции. Ты когда-нибудь резал живого человека, который ничего тебе не сделал? Это не убийства на войне — это гораздо хуже. Всё, что я видел в их глазах, это вопрос "За что?". Чем дольше это продолжалось, тем сильнее становились мои провалы в памяти. В итоге пришлось создавать себе новые препараты, которые нарушали работу эмоциональной системы. Меня много раз насильно оттаскивали от исследований и направляли на лечение — восстанавливали тело. А в один день всё стало намного хуже.
— Последствия дали о себе знать?
— Нет. Это был день, когда мы закончили исследования о успешной записи всей мозговой информации на цифровой носитель. Тогда пришло время… вскрывать голову Леры.
— Ох ёб…