Хроники Реликта. Том I

Ситуация требовала чрезвычайных мер, и к управлению ресурсами человечества был привлечен весь интеллект-потенциал цивилизации, способный в считаные часы перестроить работу всех служб и производственных сфер Земли. Но больше всего забот свалилось на голову наземной службы общественной безопасности, ответственной за здоровое психологическое и моральное состояние трудовых коллективов и каждого человека в отдельности. И если космическая безопасность точно знала свои задачи и опиралась на помощь пограничников, то наземная служба оказалась перед проблемой тушения пожара паники и остановки поднявшейся вместе с ней волны преступлений: Земля не была свободна от накипи и грязи подонков, лжецов, лентяев, эгоистов, властолюбцев, карьеристов и прочих мерзавцев, «необходимых» эволюции социума для воспроизведения широкого спектра человеческих характеров, и многие из них заранее выбрали для себя «курортные зоны» подальше от Земли, овладевая с боем станциями метро межзвездных линий. Дело осложнилось еще и появлением во всех регионах планеты сотен мистических и религиозных сект «в защиту вернувшегося Вседержителя», что умело инспирировалось пропагандистами «Общества по спасению Конструктора». В моду вошел неокреационизм — идеалистическое учение о сотворении мира Конструктором. Началось своеобразное аджорнаменто[88], только теперь в качестве «апостола-мученика» теологи вознесли не Бога, а разумное сверхсущество, создавая культ нового современного бога, абсолютно не похожего на сынов Адама и Евы. Боевики этих сект не стеснялись в применении методов и приемов по обработке умов и доставляли безопасникам все больше хлопот.

Скрепя сердце Забава Боянова осталась на Земле, изредка позволяя себе короткие сеансы связи с Железовским, жившим со своим штабом на спейсере «Клондайк» в непосредственной близости от Конструктора. Аристарх понимал ситуацию не хуже и не звал женщину на помощь в трудные моменты, хотя мог себе признаться, как ему жестоко ее недостает.

Третье явление «посла Конструктора», или К-гостя, как стали называть его фантомов, застало комиссара в столовой спейсера, где он в одиночестве поглощал не то обед, не то ужин: маринованные грибы, черепаховый суп, котлеты по-киевски, клюквенный морс. «Призрак» объявился за столом в виде полупрозрачной медузы в рост человека, под взглядом продолжавшего жевать Аристарха начал уплотняться, трансформироваться, приобретать осмысленные формы, пока не превратился в человека, в копию Габриэля Грехова. На Железовского повеяло холодным отрезвляющим ветром властной, всепокоряющей силы, способной сломить любое сопротивление. Натиск пси-волны был жесток, но недолог: встретив сопротивление, «призрак» прекратил атаку, оставив только волнующийся фон, воспринимавшийся комиссаром как слабые всплески тоски, разочарования, надежды и любопытства.

По шуму в эфире Аристарх понял, что одновременно с его гостем появились гости и у остальных людей контингента тревожных сил. Он мог вызвать обойму усиления и попытаться захватить «посла», но, во-первых, такие попытки уже предпринимались и не привели к успеху, а во-вторых, хотелось самому разгадать этот феномен, поговорить с ним, выяснить причины появления и преследуемые цели.

Лже-Грехов напротив усмехнулся совсем по-греховски.

— Не бойтесь, я не причиню вам вреда.

— Я не боюсь.

— Вы лично — да, но многие боятся. Почему?

— Не все способны освободиться от догмата стереотипов, многое зависит от воспитания, запасов знания и культуры, да и просто от эмоционального состояния. К тому же нам некогда особенно вдаваться в анализ причин, приведших к возвращению Конструктора, потому что его возвращение — реальная угроза жизни. Если бы не это…

— А разве гостей встречают так, как встречаете вы, — вытаскивая меч из ножен?

— Мы не знаем, чего он хочет, а на вопросы он не отвечает. И мы принимаем меры необходимой обороны, не больше.

Гость снова усмехнулся, хмуро, с иронией; фигура его мерцала и плыла.

— Т-конус например?

— Я был против строительства Т-конуса, но не потому, что эта мера превышала предел допустимой обороны, а потому, что она была экономически невыгодна и неэффективна. Хотя он, кстати, свое дело сделал.

— Неужели вы так ненавидите Конструктора, что готовы его уничтожить любой ценой, вместо того чтобы найти приемлемую для обеих сторон альтернативу?

Железовский выпил стакан морса, отставил стакан.

— У нас нет ненависти к нему, — сказал он тихо и медленно.

— Но и любви нет, — так же тихо обронил гость. — Вы до сих пор не поняли, что он болен, травмирован, причем настолько, что вряд ли возможно полное исцеление. А равнодушие и любопытство — что вы чувствуете в лучшем случае — не панацея от болезней. И от одиночества.

— Но если вы, его посол, так хорошо понимаете ситуацию, почему же Конструктор не остановится, раз уж мы продолжаем упорствовать в заблуждении, считая, что он способен разрушить наш дом?