Хроники российской Саньясы (Из жизни Российских мистиков - Мастеров и Учеников 1960-х - 1990-х)

| Еще когда я впервые услышал эти и другие легенды, у меня пробудился ] сильнейший интерес и желание встретиться с Григорием. Но подобрался я к | этой встрече только в этом году, и то не сразу. Поначалу, зная о непредсказуемости и провокациях Попандопуло, я пребывал в состоянии, когда "и хочется и колется". Потом, пройдя некоторую закалку в процессе встреч с другими Мастерами, я почувствовал, что, вроде бы, "хочется" пересилило. Я стал искать способы выхода на Попандопуло. Это оказалось непросто. Люди из более - менее близкого окружения Попандопуло, на которых я вышел, усиленно рекомендовали мне эту встречу, но как только дело доходило до конкретики: телефона, адреса, мест, где он может появиться, - сразу же происходили заминки, типа - "Извини, но не через меня". Некоторые давали какие-то координаты (оказывающиеся устаревшими), но, в этих случаях меня строго настрого предупреждали: - "Ни в коем случае не говори ему, что от меня, а лучше вообще мое имя не упоминай". Честно говоря, это было совсем непонятно: - что их, убудет что ли, если их упомянуть при Попандопуло? И, только встретившись с Григорием, мне стало ясно, что эти опасения хотя и сильно преувеличены, но не беспочвенны, - многие его слова обладали реально ощущаемым весом, реализационной силой. Провоцируя других и предлагая им отвечать за свои слова, сам Попандопуло несомненно за свои слова отвечал. А в подобных случаях слова действительно наполняются силой, даже сказанные в чей-то адрес на расстоянии (естественно, это касается людей, разделяющих определенную систему верований).

Наконец, мне удалось встретиться с одной женщиной, которую многие в старых эзотерических кругах знали и уважали. Она просила не упоминать ее имени, поэтому назовем ее Верой. Когда я ее увидел, невольно стали напрашиваться ассоциации, связанные с Кастанедовскими ведьмами женщинами-воинами. Как потом выяснилось, ее иногда даже называли "донья Соле-дад". На вид ей около пятидесяти лет и она полностью соответствует этому образу ведьмы: очень подтянутая и сильная, длинные прямые волосы с сединой, точные и четкие движения, удивительно глубокий и, в то же время волевой взгляд. Впечатление полностью взрослого человека, что в любом возрасте встречается не часто.

Вера сразу же отказалась от магнитофонной записи. Мы сидели на маленькой кухне с очень аскетичной обстановкой, в полуподвальной квартире, и говорили буквально ни о чем. Спрашивать о чем-то просто не хотелось. Как я уже говорил, меня поразил ее взгляд, я начал буквально проваливаться в него. Через некоторое время возникло очень ясное состояние сознания:

происходящее воспринималось предельно точно, четко и ярко, внутренний ритм приостановился. Ощущение бесконечно длящегося мгновения, напол-нености пребывания в моменте, из которого как бы со стороны воспринимаешь происходящее: неторопливую абстрактную беседу за чаем. Состояние явно отличавшееся от бытового восприятия и, хотя ничего необычного для меня в этом не было, интересным оказалось то, что возникло оно просто от взгляда в глаза, без какого-то специального намерения или сосредоточения с моей стороны.

Я сидел в углу на каком-то топчане, а Вера сидела напротив, беспрерывно курила папиросы и выдыхала дым прямо в меня. (Папиросы были самые обычные без всякой чепухи, а погружение в "состояние длящегося момента" началось еще до того, как Вера закурила). Я не люблю табачный дым, особенно если его выдыхают прямо на меня, а Вера с улыбкой приговаривала: - "Терпите, - вы же пришли ко мне за информацией". Терпеть особо не приходилось, в том состоянии внутренней тишины и неразрывного, глубокого внимания, которое я переживал, дым не вызывал возражения или протеста.

Через некоторое время, может быть, убедившись в том, что я принял правила предложенной "игры", Вера сказала, что даст мне кое какую информа

цию, по крайней мере, постарается свести меня с несколькими людьми, с которыми я искал встречи.

О себе Вера почти ничего не рассказала, кроме вскользь брошенной фразы, что где-то лет с двенадцати она постоянно ощущала зов к чему-то таинственному и непостижимому, зов, который с каждым годом усиливался. О каких-то подробностях ее Пути у меня не было желания настойчиво расспрашивать, - она как-то сразу, почти без слов дала понять, что не будет говорить об этом. Без фальшивой таинственности и рисовки. Предельно просто и очевидно: нет желания и настроения.