Хроники ржавчины и песка

Правило № 7: Никогда не поддавайтесь панике…

Туман. Влажный белый саван.

Такой плотный, что можно откусывать от него зубами, набить полный рот и с отвращением выплюнуть.

Из-за тумана все звуки становятся приглушенными, будто они одновременно очень близко и очень далеко.

Там, где море заходило вглубь острова, они заметили причал. Чтобы до него добраться, придется проплыть под аркой из наваленных листов железа, под куском решетчатой башни, с которой капала вода.

Марчело греб стоя, широко расставив ноги: ему то и дело приходилось нагибаться, уворачиваясь от свисающих обломков или отталкиваться от них веслом. Мальчик снял очки, а маску надвинул на нос и рот, пыхтя как паровоз.

На гниющей воде повсюду виднелись сероватые пятна: пена, пучки водорослей, плотные сгустки переливающейся разными цветами плесени.

Кхатарра – мир полостей, больших и маленьких. Каждая вертикальная стена отвечала на удар весла как барабан – скорбным протяжным гулом. И глухие заикающиеся звуки разносились эхом.

Лодка, ударившись об узкий причал, немного подалась назад, в стоячую воду. Рядом торчал обломок лестницы с разъеденными ржавчиной ступенями.

Лара перекинула через плечо ремни двух больших сумок и встала. В одной из них – разное снаряжение (рабочая одежда, высокие сапоги, запасные маски, жаростойкие рукавицы, тросы, крюки, склянки и пузырьки с ядом), а в другой, той, что потяжелее, – живые и мертвые наживки. Лодка ходила ходуном: чтобы не упасть, девушке пришлось придерживаться свободной рукой. Марчело закрепил канат за кольцо и помог сестре перебраться на сушу:

– Ничего не забыла? – Хотя вещей у них, честно говоря, было немного.

– Нет. На вот, неси это. – Лара протянула ему сумку с наживкой.

Накрапывал дождик, но эта вонючая морось могла сыпаться как с неба, так и с остовов кораблей, окружавших брата с сестрой.

Марчело зачарованно разглядывал громадины, между которыми была зажата их лодка. Борт одного из кораблей, совершенно трухлявый, пестрел дырами с острыми как бритва краями. На металле расцвели большие зеленоватые пятна и пятна посветлее – наверное, наросты засохшей соли. Другой остов, такой же проржавевший, накренился на сорок пять градусов и казался лишь чуть-чуть менее потрепанным. Должно быть, оба корабля уже давно умерли. И воняет от них, как от рагу, пролежавшего последние полвека в подливке из кислоты.

Покрытая ржавчиной металлическая падаль.

Монотонное капанье.

Урчание во чревах полузатонувших кораблей.

Туман то рассеивался, то снова становился плотным, как губка. Жидким, как грязь.

– Хватит пялиться на эти развалюхи, они же все мертвые! – голос Лары исказила маска с острым, как клюв, кончиком, из-за которой девушка становилась похожа на хищную птицу.

– Откуда ты знаешь?

Лара стала забираться по лестнице первой; при каждом шаге мешок стучал ей по спине.

– Здесь все мертвое, уж поверь мне. Ну, почти все.

– А солнце где?

Обернувшись, девушка посмотрела на Марчело, нависая над ним со ступенек:

– На Кхатарре не бывает солнца. Здесь всегда идет дождь: ты что, братишка, не знал?

Наконец они забрались на покосившуюся палубу. Скользкий пол, покрытый каким-то странным зеленоватым пухом, скрипел под ногами. Брат с сестрой ухватились за фальшборт, от которого мало что осталось: свалиться вниз прямо на острые листы железа – проще простого. Пейзаж стал виден немного лучше: туман беспокойно перебирался с одного обломка на другой, будто прочесывая остров в поисках чего-то.

Марчело присвистнул, насколько позволяла прилегавшая к лицу маска:

– С ума сойти. Сколько их тут?

– Кораблей? Тысяч двадцать, тридцать… Когда-то в Гильдии начинали перепись, но те, кого сюда отправляли, чаще пропадали без вести, чем возвращались с отчетами…

– Из-за Болезни?

Лара пожала плечами: говорить об этом ей не хотелось. От зрелища перед глазами захватывало дух. Невероятное нагромождение остовов кораблей. Сверху оно казалось почти ровным – как красноватая корка чего-то гигантского, погруженного в море на сотни, тысячи километров.

– В основном – да, из-за Болезни, но иногда в том, что случилось, виноваты… – она тряхнула головой, подыскивая нужное слово, – виновата сама природа этого острова. Здесь ведь все прогнило и иструхло: свалишься в трюм – и больше никогда не выберешься наружу.

Марчело скинул мешок и положил его между ног, прислонив к фальшборту. Выудил блокнот, в котором записывал мысли и впечатления. Столь потрясающая панорама заслуживала того, чтобы ее описать тут же, на месте.