Хроники семьи Форсайтов

— Попрошу не отклоняться в сторону, сэр. Упомянули вы о разводе или нет?

— Не помню.

— Не помните? Сложилось или не сложилось у них мнение, что вы намерены начать дело?

— Не знаю. Я сказал им только, что наши отношения усложнились.

— Мы это уже слышали, и это не ответ на мой вопрос.

Динни увидела, как судья высунул голову.

— Мистер Инстон, истец показал, что не знает, какое мнение сложилось у его поверенных. Что ещё вы хотите услышать?

— Милорд, существо порученного мне дела, — я рад возможности кратко резюмировать его, — сводится к тому, что, как только истец так или иначе вынудил свою жену покинуть его, он решил развестись с ней и был готов схватиться за любой предлог, могущий послужить основанием для развода.

— Что ж, вам предоставлено право вызвать его поверенного.

— Ваша милость!..

Этот краткий возглас прозвучал так, словно адвокат собрался пожать плечами, но передумал и переложил этот жест на слова.

— Хорошо, продолжайте.

Динни со вздохом облегчения уловила заключительные нотки в голосе Инстона «не-заткнёшь-за пояс».

— Итак, хотя вы начали дело, основываясь только на сплетнях, и осложнили его, потребовав возмещения ущерба от человека, с которым не сказали и двух слов, вы пытаетесь внушить присяжным, что вы терпимый и благоразумный супруг, чьё единственное желание — вернуть жену обратно?

Динни в последний раз подняла глаза на лицо Корвена, скрытое под ещё более непроницаемой, чем обычно, маской.

— Я вовсе не намерен что-либо внушать присяжным.

— Очень хорошо!

За спиной девушки зашуршал шёлк мантии.

— Милорд, — произнёс неторопливый звучный голос, — поскольку мой коллега придаёт этому такое значение, я вызову поверенного истца.

«Очень молодой» Роджер, перегнувшись к Динни, шепнул:

— Дорнфорд приглашает вас всех позавтракать с ним…

Девушка почти ничего не ела: она испытывала нечто вроде тошноты. Такого ощущения не вызывало у неё ни дело Хьюберта, ни расследование смерти Ферза, хотя и то и другое стоили ей гораздо больших страхов и волнений. Она впервые столкнулась с той безмерной злобой, которая сопровождает тяжбу между частными лицами. Упорное стремление уличить противника в низости, злонамеренности, лживости, проявлявшееся в каждой реплике перекрёстного допроса, тяжело сказывалось на её нервах.

Когда они возвращались в суд, Дорнфорд заметил:

— Я знаю, каково вам сейчас. Но не забудьте, что процесс — своего рода игра: обе стороны подчиняются одинаковым правилам, а судья присматривает, чтобы они их не нарушали. Я много раз прикидывал, нельзя ли устроить всё это по-другому, но так ничего и не придумал.

— Посидев на таком процессе, перестаёшь верить, что в мире есть что-нибудь до конца чистое.

— А я вообще в этом сомневаюсь.

— Здесь даже Чеширский кот разучится улыбаться, — отозвалась Динни.

— Здесь не улыбаются, Динни. Эти слова следовало бы высечь над входом в суд.

То ли благодаря этому краткому разговору, то ли потому, что она уже притерпелась, Динни легче перенесла дневное заседание, целиком ушедшее на простой и перекрёстный допрос стюардессы и агентов частного сыска. К четырём часам допрос истца и свидетелей обвинения закончился, и «очень молодой» Роджер подмигнул Динни с таким видом, словно хотел сказать: «Сейчас суд удалится и я позволю себе взять понюшку».

Глава 30

Возвращаясь в такси на Саут-сквер, Клер долго молчала и, лишь когда машина поравнялась с Большим Бэном, вдруг заговорила:

— Подумать только, Динни! Он заглянул в автомобиль, когда мы спали! А может быть, он просто приврал?

— Будь это так, его показания были бы ещё убедительнее.

— Разумеется, я положила голову на плечо Тони. Как же иначе? Пусть попробуют сами поспать в двухместной машине.

— Удивляюсь, как он не разбудил вас своим фонарём.

— Вероятно, всё-таки будил. Я припоминаю, что несколько раз просыпалась как от толчка. Нет, глупей всего я вела себя в тот вечер, после кино и обеда, когда пригласила Тони зайти ко мне и чего-нибудь выпить. Мы были до того наивны, что даже не подумали о возможной слежке. В зале было много публики?

— Да. Завтра будет ещё больше.

— Ты видела Тони?

— Мельком.

— Напрасно я тебя не послушалась. Надо было предоставить события их течению. Эх, если бы я любила его!..

Динни промолчала.

В гостиной Флёр они застали тётю Эм. Она подплыла к Клер и уже открыла рот, но спохватилась, пристально взглянула на племянницу и ни с того ни с сего объявила:

— Всё едино! Ненавижу это выражение! От кого оно у меня? Динни, расскажи мне про судью. Он длинноносый?

— Нет. Но сидит он очень низко и всё время высовывает голову вперёд.

— Зачем?

— Я его не спрашивала, тётя.

Леди Монт повернулась к Флёр:

— Можно подать Клер обед в постель? Ступай, дорогая, прими хорошую ванну, ложись и не вставай до утра. Перед таким судьёй нужно выглядеть свежей. Флёр тебя проводит, а я поговорю с Динни.

Когда они ушли, леди Монт подошла к камину, где горели дрова:

— Утешь меня, Динни. Как в нашей семье могла случиться такая история? Это не к лицу никому из Черрелов, кроме разве твоего прадеда, но он ведь родился раньше королевы Виктории.

— Вы хотите сказать, что он был беспутным от природы?