Хроники семьи Волковых

— Как же так! Люди сажали, растили, собирали, а вы увезли!

— Так ошиблись же, Анечка!

— Надо сказать людям, пусть приедут к вам, заберут свою картошку!

— Ничего, не переживай, — успокаивал её муж, смеясь. — Я этих соседей знаю, они не бедные, не умрут!

— Вот и получается, что это воровство! — бросила в сердцах Аня.

Резко поднялась и пошла из комнаты. Мать поджала губы, сказала ей вслед:

— Не ко двору ты нам. Слишком честная…

Нечто подобное она скажет немного позже, когда Аня уже будет работать. В квартире, в том углу, где громоздилась «куча» вещей, стоял большой рулон ватмана. Для выпуска стенгазеты Аня взяла из него один лист. Мать сразу заметила, что рулон не так перевязан, спросила, кто трогал. Аня сказала, что она, объяснила для чего. Мать поджала губы:

— Так ты, значит, из тех, кто не в дом, а из дома…

Работа. «Туберкулёзница»

Итак, квартира, в которой теперь обитала и Аня, состояла из двух комнат. В меньшей жила Татьяна, отставная жена брата Григория. В большой — мать. Здесь же, в этой комнате, с матерью, стали ночевать и Александр с Аней, и приехавший вскоре Пётр. Конечно, логично было бы отдать молодожёнам вторую комнату, а Татьяне перейти к матери. Но не они распоряжались в этом доме.

Естественно, при подобном раскладе никакой интимной жизни у Ани с Сашей не было. Пётр, тот спал молодым крепким сном, но вот мать… Стоило лишь под молодожёнами скрипнуть кровати, как та тут же начинала ворочаться, постанывать, кхекать. Аня и Саша мгновенно замирали. Аня вообще практически столбенела — она просто боялась эту женщину. Муж сжимал её руку, чуть слышно шептал:

— Подождём, она скоро заснёт…

Но нет, мать чаще всего поднималась, садилась на своей постели… Так что, если и могли они улучить момент побыть наедине, то лишь днём, когда никого дома не бывало. А такое случалось очень редко.

Наверное, потому и не состоялась их семейная жизнь, не окрепла любовь, что не было между ними настоящей физической близости, радости обладания. А без истинной близости физической не возникла и близость духовная…

Вскоре поняла Аня, что совершила ошибку, поехав вообще с Александром в Харьков. Ведь он ещё не был демобилизован. Ему только дали двухмесячный отпуск, какой давали тогда многим офицерам вскоре после окончания войны. Лунёву необходимо было вернуться в свою часть, которая оставалась в Болгарии, в Софии. Только после этого решилось бы: служить ему дальше или демобилизовываться окончательно… Ане нужно было остаться в родном доме, ждать: или вызова в Софию, или ехать в Харьков уже вместе с мужем, которому не нужно было бы уезжать, оставлять её. Но тогда, сразу после замужества в Бутурлиновке, она об этом не думала. Она ехала в новую жизнь с любимым человеком. И не подозревала, что ждёт её в чуждой семье, в отсутствии мужа.

А у Александра окончился отпуск, и в октябре он собрался в свою часть, в столицу Болгарии Софию. Аня сказала ему:

— Я пойду работать.

— Как хочешь, — пожал он плечами. — Но это не обязательно. Я матери много денег оставил, хватит прожить до моего возвращения.

Он обнял Аню, прижал к себе, добавил смешливо:

— Хотел тебе денег дать, да подумал: что ты с ними делать будешь? Зачем тебе самой на базар ходить, по магазинам толкаться. Пусть мать ведёт хозяйство. Так что можешь и не работать.

Но Аня не представляла: как это — не работать? А что же делать ей, молодой, здоровой, имеющей образование, когда и рук рабочих не хватает, и специалистов, и голодно, и столько калек после войны!.. Нет, она нашла себе работу сразу после отъезда мужа.

Сначала, конечно, хотела учительствовать в школе. Но в районе ХТЗ школы были украинские. А она никогда не преподавала на украинском языке. В доме её родителей говорили по-украински, брат Денис даже украинцем записался в паспорте, училась Аня несколько лет в украинской школе. Но это — одно, а преподавать — совсем другое. Учила она детей только в русских школах, по-русски. Потому и сейчас искала русскую школу.

А единственная такая находилась на Западном посёлке — окраине района. Да ещё располагалась за местным, знаменитым, недоброй славы Яром. Это был длинный овраг с крутыми склонами, заросшими густым, часто непроходимым кустарником. Внизу протекал ржавый широкий ручей: он брал своё начало из-под стены тракторного завода и, по всей видимости, нёс отходы производства. Этот Яр пересекали всего лишь три или четыре протоптанные тропы, через ручей в одном месте был сооружён дощатый узкий мостик, в других — набросаны камни. Страшные истории рассказывали о судьбах тех, кто рисковал ходить через Яр поздно вечером. Впрочем, даже если это были всего лишь легенды, по темноте ходить там и вправду было страшно.