Хроники смутного времени

Презентация вчера, по всей видимости, удалась на славу. Сверкающий туалет, и по размерам, и по антуражу напоминающий дворец, заблеван и загажен. Марина в рабочем халате поверх ее обычной одежды, со шваброй в одной руке и ведром, через край которого свешивается тряпка - в другой, стоит и оглядывает эту роскошь. Рядом с нею - дюжий парень в соответствующем его работе стандартном костюме современного вышибалы, из кармана пиджака торчит антенна телефона. Он хлопает Марину по плечу, весело скалится: - Ну, приступай. Я на пост. А захочешь после душ принять - подходи... - и добавляет со значением. - Я провожу. Уходит. Некоторое время Марина продолжает озираться, потом прикрывает глаза. Несколько раз делает глотательные движения - ее мутит. Потом решительно встряхивает головой и принимается за работу. Она уже покончила с полом и перешла к писсуарам, когда откуда-то издалека раздается шум, несколько вскриков, отдаленный щелчок, похожий на одиночный выстрел. Марина секунду прислушивается, потом, выронив швабру, бросается к двери из туалета. Пробегает через холл с зеркалами, раковинами и электрополотенцами, через две ступеньки поднимается по короткой лестнице, осторожно высовывается из-за тяжелой темной портьеры, прикрывающей спуск к туалетам. Зал, где вчера царило веселье. Несколько человек в масках, с короткими дубинками в руках деловито и профессионально, в полном молчании, крушат все, что только можно сокрушить. Охранник, каких-то полчаса назад приглашавший Марину в душ, лежит возле входной двери - то ли оглушен, то ли мертв. Не помня себя, Марина падает за портьерой, сжимается клубочком - а из зала, уже невидимого ей, продолжает доноситься хруст, звон, грохот, быстрые шаги по битому стеклу... Потом голос: - Шабаш, линяем! Коротко топочут несколько пар ног, и слышно, как взвывает, резко стартуя с места, автомобиль возле сокрушенного входа. Потом - тишина. Марина медленно встает. На деревянных ногах подходит к лежащему. Наклоняется, протягивает руку, отдергивает, протягивает снова. Ей жутко. Трогает пульс охранника. Потом вскакивает, начинает метаться - в поисках телефона. Находит его в вестибюле перед залом, набирает номер, а сама глаз не может оторвать от большого листа, прилепленного скочем к исковерканной внутренней двери, на котором нарочито коряво, как бы по-детски, написано: "Прежде чем шампузу дуть - надо ПАПЕ отстегнуть! Привет от ПАПЫ!" И зачем-то - шутки ради, вероятно - пририсовано сердечко, пронзенное стрелой. - Милиция? - едва проталкивая слова сквозь гортань, произносит Марина. Это милиция? Нападение... вооруженное нападение! Адрес? Сейчас... - она лихорадочно ищет визитку, полученную вчера от Ольги. - Сейчас... сейчас... Тут человек... еще живой!

И снова скрежещет трамвай. Изморозь и наледь на окнах напитаны светом, но только в проталины видно то, что снаружи -отдельные фрагменты улиц, машин, лиц. Тягомотный калейдоскоп. Стоящий рядом с Мариной высокий старик с трясущейся головой вдруг наклоняется и спрашивает Марину: - Вы не находите, что люди просто устали жить? То есть вообще. Человек устал жить... Он требовательно смотрит на Марину, ожидая ответа. - Да-да... Может быть... - отвечает Марина с отсутствующим, уже совершенно не от мира сего с лицом. Похоже, она не очень-то понимает, о чем ее спрашивают.

Марина звонит в дверь. Ей долго не открывают, но она не повторяет звонка просто прислушивается, стоит смирно. Наконец внутри начинает долго звякать отпираемый неловкой рукой замок, дверь открывается - и перед Мариной оказывается старая женщина с добрым лицом. Секунду она подслеповато всматривается Марине в лицо, потом расплывается в улыбке: - Мариночка! Мариночка, родная вы наша! Да проходите скорей, вы же замерзли совсем... В таком пальтишке на ветру на этом... Проходите, проходите... Марина, улыбаясь в ответ, входит в коридор квартиры. Женщина, отступив на шаг в сторону, пропускает ее - чувствуется, что она ходит едва-едва, что-то серьезное с ногами. Но радость ее неподдельна. - Век буду Бога молить за вас, Мариночка! Владик, - повысив голос, кричит женщина, - Владик, кто к нам пришел! - Как он? - спрашивает Марина, расстегивая пальто. - Хорошо, Мариночка, хорошо. Как приехал, госпитализировать хотели, но вы же знаете его, уж такой упрямец, такой упрямец... отказался наотрез. Сидит, читает что-то... Живой, живой! - слезы наворачиваются у нее на глаза. - А я проведать вас зашла, - говорит Марина с улыбкой и вынимает из сумки одинокое зеленое яблоко - все, что она смогла себе позволить. - Я узнавала, на второй день немножко фруктов уже можно. - Чаю сейчас поставлю, - отвечает женщина. - Только вы не стесняйтесь, чаю у нас много! Мариночка... - она вдруг порывисто берет руку Марины и, прежде чем та успевает понять, что происходит, неловко целует ей ладонь. - Ну что вы, Оксана Петровна, что вы... - бормочет Марина, пятясь. - Век за вас буду Бога молить, спасительница вы наша... Век... Владик, сынок, - кричит она, - Мариночка пришла!