Я вновь был человеком и наслаждался тишиной и покоем. На душе было спокойно. Сегодня не надо было проводить перевоплощение, которое для меня связано с болью. Не надо было драться, отнимая чужую жизнь. Можно было просто вытянуть свои ноги и предаваться спокойному ничего неделанию. Маленькая радость моей жизни. Но жить такой жизнью я не хочу. Я не забывал посматривать вокруг вторым видением. Опасности не было. Я отдыхал и наслаждался. Почему я запомнил это день? В то время моей жизни всё поменялось на обратное. Если раньше я запоминал свои насыщенные дни, то теперь, когда моя жизнь стала слишком насыщенной, я стал запоминать дни своего спокойствия и отдыха. Но всё заканчивается.
***
Второй круг вокруг владений пауков мы совершили уже за два дня. Круг был значительно меньше предыдущего. Но и пауков мы уничтожили значительно меньше – всего восемнадцать. Вот только шестеро из них были размером с взрослого человека. И это, не считая размера лап. Этих мы убивали достаточно долго. Хорошо, что в качестве противника они выбирали именно меня, а не Голендила. Один из них попытался ударить меня не только жвалами, но и нижним концом брюшка. Моё счастье, что мне удалось разглядеть на нём торчащее жало. Остановив удар паука встречным ударом ноги, я поднырнул под него. Ударами когтей я разодрал его брюшко и выдрал это жало. Его внутренности стали вываливаться из него на землю. Паук забился в агонии и стал биться об землю. По всей видимости, он испытывал сильную боль. Всё это время Голендил засыпал паука выстрелами из своего лука. Очень скоро тот превратился в сильно запеченную и развороченную тушку. Бой дался нам тяжело. Я был измотан. По традиции мы оторвали у поверженного паука лапы. Теперь у меня в руках был редкий трофей – я стал обладателем паучьего жала. Почему я запомнил этот день? Не только из-за обилия убийств. В тот день мы убили десять пауков. Именно это жало стало для меня тем артефактом, который впоследствии позволил мне добиться многих побед. Но тогда я об этом не знал. Просто взял эту редкую вещь в свою коллекцию.
Это конечно был не единственный трофей, который мы брали с пауков. Голендил теперь постоянно таскал с собой несколько пустых стеклянных бутылок. После каждой нашей победы он собирал в них паучий яд. Бутылки постепенно заполнялись ядом. По словам Голендила, это было огромное сокровище, гарантирующее нам сытый путь со всеми удобствами. Конечно, если мы сможем найти того, кто купит у нас этот яд.
Мы провели в домике ещё один день отдыха. Перед последней битвой. Я бы запомнил этот день как один из самых прекрасных, но он был наполнен переживаниями перед предстоящей нам опасностью. Теперь, когда я стал больше знать о пауках, я стал понимать, что жало надо было брать с собой. Но тогда мне никто не сказал об этом. Поэтому жало я скинул в сумку. А на бой вышел как обычно. Боже! Что это был за бой. Иногда я вспоминаю о нём как об одном из самых страшных дней моей жизни. Видимо тогда я предчувствовал это, а потому даже попытки релаксации не давали результатов.
После дня отдыха, я и Голендил отправились сражаться с главным логовом пауков. Что нас там ждёт, мы не знали. Перед нами расстилался высокий каменистый холм. И где-то там, на склоне этого холма, должна была находиться пещера. Два предыдущих рейда мы совершили вокруг этого холма. Назвать его горой было нельзя. Для этого он был не слишком высок. Осмотр холма показал наличие большого скопления паутины с северо-восточной стороны. Мы решили двигаться в том направлении. Полдня пути привели нас к подножию холма, густо застеленному паутиной. Когда-то холм был густо покрыт растительностью. Теперь же сквозь покрытие паутины пробивались редкие кустики. Похоже, что паутина медленно убивала вокруг себя всё живое. Унылый каменистый пейзаж встретил нас. Лишь бело-серая паутина как вид плесени покрывала этот склон. Хуже всего было то, что мы не могли разглядеть на этом фоне входа в пещеру. Погода в этот день пыталась запугать нас дополнительно. Небо было затянуто низкими тёмными облаками. Погода была пасмурная и мрачная. Таким же мрачным было и наше настроение. Пора было начинать. Перед смертью не надышишься.