— Что тянуть? — спросил я, опуская правую руку в чашу с водой, в которой до этого мочил ткань. — Сразу излечил и отпустил. Даже шрама почти не видно.
Я горделиво выпрямился. Мои помощники разминались по другую сторону стола, пили воду (я надеюсь). Я испытывал радостное удовольствие от проделанной работы и остывающей руки. Внезапно излеченный мною воин встрепенулся.
— Как это нет шрама?
Он стал лихорадочно задирать штанину, успевшую опуститься. Задрав её чуть выше колена, он стал взволнованно осматривать и ощупывать свою ногу.
— Шрама нет! — завизжал он. — Ты мог оставить мне шрам?
Я удивлённо застыл. Впервые в жизни мне предъявляли такую претензию. Обычно дело было с точностью до наоборот. Пациенты госпиталей требовали убрать шрамы, во что бы то ни стало. Объяснения, что шрам и так максимально аккуратный и тонкий настолько, что почти незаметен, делу не помогали.
— Ты слышишь? — продолжал вопить воин. — Сделай мне шрам!
При этом он пытался допрыгать до меня, несмотря на онемение ноги. Не знаю, чем бы закончилась эта сцена, удайся ему это. Первой пришла в себя нянечка. Обогнув стол, она встала у него на пути.
— Агх! — вырвалось у воина из горла, когда она протянула руку и вцепилась ему в мочку уха.
Воин попытался было стряхнуть с себя старую женщину, но два красавца внезапно напряглись. После этого воин присмирел и позволил вывести себя за дверь.
— Две недели сильно не напрягай ногу! — крикнул я в след воину, спохватившись.
— А мой шрам?
— Переживёшь, — грубо ответила нянечка. — Вещи в кладовке. Заберёшь у ключника.
— Мне бы твои проблемы. — Внезапно подал голос высокий черноволосый мужчина, лежащий на больничной кровати. Его голова была плотно замотана повязками, из-под которых виднелся небритый подбородок и единственный левый глаз.
Нянечка грубо вытолкала излеченного воина за дверь. Пройдя по палате, она вернулась вновь к операционному столу.
— Зачем им шрамы? — спросил я ошарашено.
— Они ими хвастаются друг перед другом. Постарайся им оставлять шрамы, если не хочешь нажить врагов.
Я кивнул головой. В ней уже давно вертелась мысль. Видимо кивок помог ей сформироваться.
— Скажи, уважаемая, — задал я вопрос — а как лечил прежний маг? Если у меня быстро, то, что делал он?
Я поглядел на свою правую руку.
— Ну, он никуда не спешил. Обычно вычищал раны, сращивал сухожилия и мышцы, а остальному позволял зарасти самостоятельно. После лечения у мага, воины ещё несколько дней носили повязки. Поэтому и шрамы у них порой жутковатые. Как срослось, так и срослось. Но им нравится.
Она обвила рукой палату, показывая воинов, лежащих в постелях.
— Отдохнёшь? — спросила она меня.
Я оглянулся на окна. День шёл к закату.
— Нет. — Я поглядел ей в глаза. — Хочу излечить сегодня больше бойцов. И отпустить их.
— С кого начнём?
— С него. — Я указал на черноволосого воина с замотанным лицом.
Дальше всё пошло по накатанной. Из семи человек, лежавших в больничном крыле, пятеро получили ранения в конечности. И уже к вечеру они ушли в казарму, унеся на себе повязки. Ещё один получил скользящий удар копьём по рёбрам, и, с недовольным видом, остался лежать в палате в гордом одиночестве. Черноволосый воин с забинтованным лицом получил две гоблинских стрелы в правую часть лица. Удар пришёлся на излёте. Воин сразу же выдернул их из себя, но стрелы занесли заразу. Воспалился глаз. Почему-то воин считал эту рану плохой, и попросил сделать шрам максимально незаметным. Я выполнил его просьбу.
Под конец работы к нам зашёл один из молодых сквайров, с которыми я приехал. За первый же прошедший день он умудрился получить рану в правую кисть руки. Пока я залечивал ему руку, он сидел смирно и смущенно. Как оказалось, это был тот самый сквайр, который хотел отшвырнуть меня с дороги в повозку. Срастив кости и ткани, я наложил повязку, чтобы сохранить для него шрам.
— Ты на меня не в обиде? — спросил он, пряча глаза.
— Нет, — ответил я — недопонимание — обычная вещь. Я ожидал чего-то подобного. Хорошо, что обошлось по-доброму, без драки. Будь по-другому — можно было бы и обижаться. А так — просто глупость.
Он кивнул. Наверное, в его глазах воина, не обученного философии и психологии, я выглядел мудрецом. Хлопнул меня дружески по плечу, от чего мои колени подогнулись, и я едва устоял на ногах. Развернулся по-военному на каблуках и вышел из палаты.