Я спокойно осведомился у тёти Веры, в каком состоянии у нас хирургические инструменты. Мне ответили глаза полные удивления и возмущения одновременно. Мне ответили, что инструменты в полной исправности. Поблагодарив за полученный ответ, я приступил к подготовке. Первым делом я вновь тщательно отмыл руки. Чем вызвал удивлённые взгляды больных. По их мнению, мои руки были чистыми. При этом краем глаза я заметил, как тётя Вера толкнула локтём Аликс и взглядом указала на меня. Аликс, ещё не отошедшая от процедуры очищения, взглянула на меня мрачными, обиженными глазами и затравленно шмыгнула носом. Но назидание, данное ей, подействовало. Она отошла к умывальнику и начисто вымыла руки. Следом за ней это же проделала и Тётя Вера. Подойдя к женщине, я протянул ей деревянный черенок.
— Закуси, легче будет.
Я пододвинул к ней небольшой столик. Сняв у неё с перевязи руку, я расположил её на столике. Наставник приучал нас проводить операции в любых условиях, но если была возможность, то я предпочитал удобства. Молодка закусила черенок. Её явно трясло. Она выглядела испуганной, но бежать не собиралась. Это правильно. Хорошо когда человек понимает последствия и готов пережить боль, чтобы избежать ещё больших неприятностей впоследствии. Я осмотрел повязку. Обычная льняная тряпка, найденная в хозяйстве и наскоро намотанная на рану.
Тётя Вера протянула мне чашку с водой, в которой плавал отрез ткани. Прежде чем снимать повязку, её следовало размочить, чтобы не причинять больному большой боли. Конечно, в полевых условиях, когда счёт идёт на секунды, а больных избыточное количество, не до сентиментальностей. Но мы не были в такой тяжёлой ситуации. Поэтому я мог позволить себе не спешить. Я начал смачивать засохшую корку на повязке, смачивая её мокрой тканью. Когда повязка смягчилась достаточно для лёгкого снятия, я убрал отрез ткани в чашу, и тётя Вера сразу её убрала. Работая по возможности аккуратно, я стал развязывать узел на ткани, заменяющей перевязочный материал. Когда ткань стала разматываться, я постарался смотать её в рулон. Помимо пропитавшей её крови, ткань впитала в себя грязь дорог. Грязная вода капала на пол и столик. Открылась рана, расположенная возле локтевого сустава на внешней стороне руки. Судя по внешнему виду, наконечник был лепестковый. Это означало, что на нём могут быть зазубрины. Из центра раны торчал небольшой черенок обломанной стрелы. Нравилось мне или нет, но для извлечения стрелы с таким наконечником, требовалось слегка расширить рану. Мышцы вокруг наконечника независимо от желания пациента спазмируют и зажимают остаток стрелы. Наконечник не пробил руку насквозь. Пришлось снова сполоснуть руки.
— Ремень лямочный.
Мне подали тонкий кожаный ремешок с вшитой петлёй на одном конце. Накинув петлю на пострадавшую руку женщины, я затянул хлястик, чтобы избежать выскальзывания руки из петли. Вторую часть ремня я повязал по другую сторону стола, накинув её на ножку. Рука женщины оказалась вытянута вдоль всего стола.
— Жгут.
Теперь в моих руках находился ремень пошире, с пряжкой весьма хитрой, обеспечивающей надёжную и быструю затяжку, а при нажатии на пряжку в особом месте — столь же быстрое ослабление. Я накинул этот ремень женщине на руку, продел кожаную полосу сквозь пряжку, и затянул потуже. Требовалось максимально снизить кровотечение.
— Скальпель остроконечный и зажим Кохера.
Настал момент истины. Получив в руки скальпель, я включил второе видение. Направив взгляд внутрь тела, я ясно разглядел наконечник стрелы и ткани вокруг. Стрела, по всей видимости, была пущена с большого расстояния. Она пронзила мягкие ткани и застряла между костей. Попытка извлечения была неудачна. Вместо того чтобы извлечь стрелу, её умудрились обломать почти под самый корень. Волокна мышц и сухожилий не были повреждены сильно. При условии удаления обломка стрелы, госпитализация не потребуется. Осталось совершить разрез и извлечь обломок. Нужно только делать его вдоль мышечных волокон, чтобы не навредить ещё больше. Зажав обломок древка зажимом, я повёл скальпель внутрь раны. Тупой стороной скальпеля я шёл вдоль древка. Мне во что бы то ни стало, требовалось дойти до зазубрин наконечника. Я почувствовал страх и боль женщины. Она стала дрожать и постаралась убрать руку.
— Сидеть — рявкнул я. — Отвернись, легче будет.