И ударом ножа нанес белодеревцу смертельную рану в живот, после чего скрылся во дворах.
Через два часа после этого дикого происшествия сыскной надзиратель Макарьевской части Здобнов донес, что личность убийцы установлена. Некий Дормидонт Широбоков, обыватель с 14-й линии Кунавинской слободы. Совершенно ничем не примечательный экземпляр: пьяница и лодырь, каких половина России. За что он зарезал несчастного столяра, неизвестно; вполне вероятно, что преступник и сам этого не знает…
Теперь поимка негодяя стала лишь делом времени. Отоспится в каком-нибудь притоне, утром вспомнит, что наделал, и ударится в бега. Бежать он может либо в родную деревню (Кременки Макарьевского уезда), либо к брату, сторожу Дворянского института. Там или там, но завтра Широбокова возьмут; здесь все предсказуемо. А вот тело в Шуваловском лесу…
К семи часам вечера Благово вместе с полицмейстером Каргером вызвал к себе новый губернатор Безак. Лишь позавчера он прибыл в Нижний Новгород на смену ушедшему Кутайсову, и сразу такое… Генерал-майор Свиты Его Императорского Величества, выпускник двух академий и кавалер боевого Владимира за участие в сражении при Филиппополе. Злые языки говорили, правда, что на турецкой войне Николай Александрович был только три дня и ездил туда за орденом и генеральскими эполетами (получил и то и другое). Те же языки намекали, что из Безака готовят министра – как-никак крестный одной из императорских дочерей… Благово встречался с новым начальником губернии во второй раз и успел понять, что тот человек умный и не злой; уже хорошо по нынешним временам. Особенно в сравнении с Кутайсовым…
На этот раз Безак был хмур и шутил через силу:
– Что это у вас, господа полицианты, уже по два человека за день убивают? Эдак скоро в Нижнем населения не останется – кем я стану руководить?
– А вот погодите, ваше превосходительство, когда снег весь сойдет, – пообещал губернатору Каргер. – Человек десять покойничков сразу обнаружится; мы называем их «подснежниками».
– Да ну! – ахнул Безак. – И вы мне так спокойно об этом говорите?
– Что ж поделать, ваше превосходительство…
– Зовите меня Николай Александрович. Давайте без чинов, нам вместе служить. Это и к вам относится, Павел Афанасьевич.
– Слушаюсь. Так я говорю – что ж поделать, ежели так неизбежно повторяется каждую весну?
– Это еще мелочи, Николай Александрович, – попробовал утешить начальника губернии Благово. – В Петербурге об эту пору собирают ежегодно до восьмидесяти мертвяков.
– Святый боже… И что?
– Списывают на несчастные случаи и самоубийства. Хотя все понимают, что две трети из них – жертвы умышленных преступлений.
– А ведь по отчетности – я читал – в столице в год числят не свыше двух десятков убийств, – пробормотал Безак. – Втирают очки государю и не стыдятся…
– На самом деле убийств бывает до сотни, и это без пригородных местностей; с последними еще более, – продолжил Благово. – Но бог с ней, со столицей, у нас свои приключения. Прикажете доложить?
И начальник сыскного отделения сжато рассказал об обоих случившихся за день злодействах. В заключение высказал твердую уверенность, что Широбоков послезавтра утром непременно будет схвачен и, скорее всего, в Кременках. Туда пошлют Лыкова – от него еще никто не уходил. А вот с шуваловской находкой сложнее: покуда не установим личность покойного, следственные действия вести невозможно.
Имя убитого было выяснено через сутки после этого разговора. Широбоков уже сидел в остроге – его взяли на квартире у брата (Лыков скатался в деревню без пользы). Кстати, поганец действительно не смог вспомнить, за что зарезал несчастного столяра. «Чевой-то, вашебродие, нашло… прям за душу-то и взяло! Эх, думаю, жисть! Простору нету! ну, и тово…» Беседа в подобном ключе подходила к концу, когда пристав Рождественской части прислал к Павлу Афанасьевичу помощника нотариуса, некоего Подгаецкого. Тот подал явочное прошение[35]: его хозяин, нотариус Антов, бесследно исчез и не появляется ни дома, ни в конторе уже более сорока часов. Что на него не похоже… Возраст пропавшего – шестьдесят один год, телосложения среднего, и он левша.