Читаем Хроники. Том 1 полностью

Пэнкейк жил в квартире над книжным магазином «Маккош» там торговали в основном разнообразными старыми книгами, древними текстами, философско- политическими памфлетами, начиная с 1800-х годов. Все соседские интеллектуалы и битники собирались там, на первом этаже старого викторианского дома всего в нескольких кварталах от меня. Я пошел туда с Пэнкейком и сам убедился: все эти невероятные пластинки у него и вправду есть, таких и не увидишь никогда, и не узнаешь, где их можно достать. Для человека, который сам не играл и не пел, — просто поразительное количество. Он вытащил и поставил мне одну: «Слово берет Джек», выпущенную на лондонском лейбле «Топик», импортную пластинку, почти совсем неизвестную. Во всех США, наверное, этих дисков набрался бы десяток, а может, у Пэнкейка одна-единственная в стране и была. Не знаю: если бы Пэнкейк мне ее не поставил, я бы ее так никогда и не услышал. Пластинка завертелась, и в комнату ворвался голос Джека. «Блюз залива Сан-Франциско», «Старый Райли» и «Блюз постельного клопа» пролетели молнией. Черт, думал я, да этот парень просто великий. Звучит совсем как Вуди Гатри, только прогонистее, подлее, а поет не те же песни Гатри, другие. Меня будто ввергли в какую-то внезапную преисподнюю.

Джек умело дразнил музыкальными трюками. Конверт пластинки был загадочен, но не зловещ. На нем персонаж вроде как беззаботный и легкий, на вид — беспутный, эдакий симпатичный бродяга седла. Одет ковбоем. Голос резкий, бьет в одну точку. Он растягивает слова и так уверен в себе, что становится тошно. Помимо этого, он играет на гитаре без усилий, беглым отработанным перебором. Голос лениво скачет по комнате и взрывается, когда захочет. Слышно, что стиль Вуди Гатри он освоил — и даже больше. И вот еще что: он блистательный актер-развлекатель, а фолксингеры обычно таким не заморачиваются. Большинство фолк-музыкантов ждут, когда ты к ним придешь. А Джек шел к тебе сам и хватал тебя. Эллиотт, на десять лет меня старше, действительно ездил вместе с Гатри, учился его песням и стилю из первых рук и полностью ими овладел.

Пэнкейк был прав. Эллиотт недосягаем. У него было еще несколько пластинок Рэмблин Джека — на одной тот пел с Дерроллом Адамсом, своим приятелем, певцом из Портленда, который играл на банджо, как Баском Ламар Лансфорд, и пел сухо и лаконично-остроумно, что идеально подходило Джеку. Вместе они звучали, будто кони в галопе. Они делали «Больше одной красивой девчонки», «Блюз озабоченного человека» и «Смерть Джона Генри». А вот сам по себе Джек был нечто. На обложке его пластинки «Слово берет Джек» можно чуть ли не глаза его разглядеть. Они что- то говорили, только я не знал, что именно. Пэнкейк давал мне слушать эту пластинку много раз. Она поднимала настроение, но в то же время швыряла меня вниз. Чуть раньше Пэнкейк обмолвился, что Джек — король фолксингеров, городских уж точно. И слушая его, не приходилось в этом сомневаться. Не знаю, хотел ли Пэнкейк меня просветить или обломать. Не важно. Эллиотт двинулся дальше Гатри, а я пока застрял где-то в пути. У меня и близко не было той убедительной манеры себя держать, которую я услышал на пластинке.

Я бочком выбрался из квартиры, снова очутился на холодной улице и бесцельно побрел. Мне словно некуда было идти, я себе казался каким-то мертвецом, что блуждает по катакомбам. Будет трудно не поддаться воздействию такого парня, которого я только что услышал. Хотя придется изгнать его из сознания, забыть обо всем, убедить себя, что я его не слышал и вообще его не существует. Он все равно за границей, в Европе, в добровольной ссылке. США к нему еще не готовы. Вот и хорошо. Пусть там и сидит, а я пока буду и дальше охотиться за песнями Гатри.

Через несколько недель Пэнкейк опять услышал, как я играю, и довольно быстро дал понять, что мне его не одурачить: раньше я имитировал Гатри, а теперь имитирую Эллиотта. И что, я вправду считаю себя ему ровней? Пэнкейк заявил, что мне, наверное, лучше вернуться к рок-н-роллу, — я же раньше его играл, правда? Не понимаю, откуда он узнал: может, он к тому же еще и шпион, — только в любом случае дурачить я никого не собирался. Я просто делал то, что умел, с тем, что у меня было, там, где я оказался. Но Пэнкейк был прав. Нельзя взять пару уроков танцев и думать, что ты Фред Астэр.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное