Хроники тридцатилетней войны

Поездка затянулась на 20 дней и была отчасти толковой: гарнизоны подтянул, ремонт крепостей проверил, с командирами личные контакты укрепил. Когда же Кристиан въехал в заснеженный двор гейдельбергского замка, то сердце явно зачастило: как то примет его прекрасная и несчастная Катарина? Он стал всматриваться в окна большого зала и вдруг боковым зрением узрел ее входящей в тот же двор, только со стороны Английского сада!

- Катарина! - воскликнул он невольно и, спрыгнув с коня, быстро пошел навстречу деве.

- Кристиан! - услышал он ответный вскрик и увидел, как она подалась ему навстречу. В объятья на виду у обитателей замка они не кинулись, но руками вцепились, а глазами просто ели друг друга.

- Катарина! - вновь сказал Кристиан. - Я так перед тобой виноват....

- Нет, - ответила чисто Катарина. - Все эти дни я поступала по твоим наказам: читала, пела, разминалась в парке и успокаивалась. И вот уже три дня говорю уверенно. Спасибо тебе, милый Кристиан! А еще мне очень хотелось с тобой потанцевать. Сегодня мы это можем сделать?

- Обязательно, милая Катарина.

В качестве танца-изюминки Алекс предложил танго "Кумпарсита", которое музыканты начали осваивать еще 3 недели назад. Вот Кристиан и Катарина встали в исходную позицию (бок о бок) и при первых энергичных тактах пошли вперед, тесно упираясь друг в друга бедрами. Ах, как живо побежала кровь по их жилам, как зарумянились щеки и засверкали глаза! А музыка все более гнала их по залу, заставляя совершать дразнящие полуповороты с проникновением колен в межножие друг друга. И плотно обхватывать бедрами те самые колени.... А вот они скользят по паркету, соприкасаясь трепетными спинами.... Теперь же ее спина льнет к его груди, а крутая попетта к животу.... Долго так они упивались взаимным трепетом, все повышая его градус, а после окончания танца Катарина шепнула:

- Научи меня всему, милый....

Тем же вечером Кристиан проник тайком в покои Катарины и, отринув все хитрушки Алекса, предался с ней любви.

Бесхитростная любовь, конечно, хороша, но быстро приводит к двум результатам: 1) становится известна всем окружающим 2) обрекает здоровых любовников на зачатие ребенка. Хорошо, что Алекс все же бдил и заставлял Кристиана проводить противозачаточные мероприятия: использовать дольки лимона перед сексом и уговаривать Катарину быстро-быстро мыться после него. Но счастливое выражение лица спрятать девушке утром трудно, а отследить любовников при наличии подозрения очень просто - в итоге Луиза Юлиана вскоре разоблачила свою дочь. Упрекать ее она не стала, памятуя слова пройдохи Кристиана о катастрофических последствиях любых упреков для речи дочери, не стала выговаривать и ему (хоть очень этого хотелось!). Зато вскоре с голубиной почтой из Праги Кристиану пришел приказ: передать войска в подчинение фон Лобковица и явиться на доклад королю. Проведя еще ночь в Гейдельберге в любовных утехах, перемежаемых слезами, Кристиан сказал Катарине последнее "Прости!" и пустился в путь на санях, укутанный шубами - в сопровождении личной охраны, конечно.

В первый день пути чувства его были сумрачны, во второй элегичны, но к вечеру возле замка Нойншайн его перехватил граф Гогенлоэ, возвращавшийся из какой-то поездки, и затащил в гости. Пить и есть у графа пришлось безмерно, выслушивая его восторженное изумление своими победами, а проснулся Кристиан в объятьях какой-то дамы - то ли родственницы графа, то ли жены??

- Ты куда смотрел, проклятый Алекс? - разбушевался Кристиан. - Тебя ведь опьянить очень трудно! Или опять пленился женскими прелестями?!

- И закосел в этот раз и, как следствие, пленился, - повинился профессор. - Видимо, дряхлею....

- Тьфу, старый козел! Не буду больше на тебя полагаться. А так ведь удобно было....

Дальше ехали с максимально возможной скоростью, отвлекались только на скромный ужин и сон в постоялых дворах и через 8 дней пути, в середине января, оказались в столице Богемии.

Глава двадцать седьмая. Преступление и наказание

Сюзанна встретила мужа очень недружелюбно. Вернее, вовсе не встретила, а заперлась в своих комнатах и на все умильные попытки Кристиана ее выманить отвечала тихими всхлипами.

- И что мне делать, проклятый сводник? - спросил бледный от переживаний фюрст.

- Вероятно, лечь спать под ее дверью, которая рано или поздно откроется.

Но до вечера было еще много времени, в течение которого фюрста решили потерзать другие важные люди. При этом королева опередила всех. Когда Кристиан предстал перед былым своим кумиром, то затрепетал как лист ольхи под ветром.- Что Вы так бледны, князь фон Анхальт-Бернбург? - спросила Элизабет Стюарт, подойдя к нему почти вплотную. - Мне отовсюду шлют вести о Ваших амурных победах над весьма аристократическими дамами, и я решила воочию узреть такой образец мужественности и куртуазности. А увидела, простите меня, образец трусости!