— Так что получается, — подытожил Ванея, — что ни крови царя Саула, ни крови Ионафана на совести Давида нет.
— Именно так, — подтвердил Иоав.
Ванея занес кулак и ударил Иоава в лицо так, что изо рта у того потекла кровь и он упал наземь. Я поклонился и поблагодарил Ванею за помощь, которую он оказал мне в поисках истины о кончине царя Саула и Ионафана, с которым Давид заключил союз. Ванея посмотрел на меня тяжелым взглядом, и я мысленно воззвал к БОгу, чтобы грозу пронесло стороной. И ГОсподь внял мне, ибо Ванея усмехнулся и так ткнул локтем мне под ребро, что стал я хватать ртом воздух, а затем молвил:
— Если ты, Эфан, и впрямь знаешь так много, как мне сдается, то сдается мне, что знаешь ты слишком уж много.
12
Да восхвалится имя ГОспода, благословляющего тех, кто ищет истину, и порой даже слепой курице указывающего на зернышко.
Это случилось на шестой день наших поисков в царских конюшнях, где находились архивы: двое помогавших мне рабов, которые, как я уже упоминал, были сведущи в грамоте и в расшифровке различных письмен, вдруг радостно закричали. Я поспешил к ним — и увидел под кучей всякой дряни разбитый глиняный сосуд; вокруг него лежало множество глиняных черепков и глиняных табличек, многие из которых были повреждены. Большинство надписей на них были исполнены в манере иудейских писцов тех времен, когда Давид царствовал в Хевроне, однако писали их разные руки: то были почерки писцов Эфраимова и Вениаминова колена.
Поначалу я никак не мог поверить в то, что действительно вижу пред собой архивы Сераии, писца царя Давида времен его семилетнего правления в Хевроне и двадцатитрехлетнего в Иерусалиме. Наконец я во всю глотку принялся звать Элихорефа и брата его Ахию, а когда они прибежали, спросил, откуда этот старый сосуд.
Элихореф поднял один из черепков и стал пристально его рассматривать, а Ахия сказал, что такой сосуд никогда не попадался ему на глаза и что, возможно, здесь не обошлось без нечистой силы. Тогда Элихореф бросил свой черепок, словно тот обжег ему пальцы, и воскликнул:
— Да подвергнет меня БОг всяческим мукам, если я оставлю здесь этот сосуд и все, что к нему относится, более чем на одну ночь.
И поскольку приближался канун субботы, оба раба и я сложили черепки и дощечки в несколько мешков и отнесли их в дом № 54 по переулку Царицы Савской, куда добрались мы как раз в тот час, когда солнце уже собиралось закатиться за западный вал города.
И Эсфирь благословила свет в светильнике, и дом, в котором этот светильник стоял, и всех, кто был в этом доме; она показалась мне молодой и необыкновенно красивой, ибо смотрел я на нее с любовью в сердце; но вместе с тем я был полон нетерпения и хотел, чтобы суббота поскорее миновала, тогда я смогу открыть мешки и разложить свои находки.
Я, Эфан, сын Гошайи, выбрал из архивов Сераии документы, наиболее важные для истории, а также для понимания того, каким человеком был Давид. Там, где табличка или черепок повреждены и текст, несмотря на все старания, не удалось восстановить или дополнить, я оставил его так как есть. Все примечания и пояснения сделаны мною.
Обнаруженные документы охватывают период начиная с похода Давида на Хеврон, где ему суждено было быть помазанным в цари Иудеи, до его сговора с Авениром, сыном Нира, и другими о свержении Иевосфея, единственного оставшегося в живых сына Саула, бывшего царем Израиля в Маханаиме. Более поздние события, несомненно, отображались Сераией с неменьшей старательностью, собиралась и вся переписка, однако либо сосуды с этими письменами хранятся где-то в ином месте и ждут своего часа, либо, не дай БОг, бесследно исчезли.