Хроники царя Давида

Иорайя поклонился и спрятал свою арфу в мешок; а Иахан выступил вперед с лютней, выглядевшей так же жалко, как и арфа Иорайи, дабы поведать историю великой битвы Давида с Голиафом. А после него выступил Мешулам, у него были два маленьких барабана, по которым он выстукивал пальцами то тихо, то громко и почти яростно — в том месте, где поверженный Голиаф падает наземь. Когда все трое закончили и рассказы их сравнили, оказалось, что они совпадают от первого до последнего слова, хотя Иорайя вкладывал в свое повествование немало страсти, он размахивал руками и отчаянно гримасничал, в то время как Иахан бубнил, подобно заклинателю духов, а Мешулам выл и закатывал глаза, как жрец Ваала, ханаанского идола. Здесь пророк Нафан заявил, что три одинаково звучащих рассказа — это почти чудо. Он, однако, не учел того, что слушателями этих историй на рыночных площадях и у городских ворот были по большей части дети, а те всегда требуют, чтобы их любимые сказки повторялись каждый раз слово в слово. «Воистину, — изрек Нафан, — сам ГОсподь БОг вещал устами этих людей, а это повесомее, чем глиняные таблички». Было ясно видно, какое облегчение испытали члены комиссии, ибо чудеса не допускают дебатов.

— Когда же все-таки это могло произойти? — скромно поинтересовался я. — До того, как Давида призвали изгнать злого духа, который тревожил царя Саула, или после?

Лица присутствующих вытянулись: в своем восхищении чудом троекратного совпадения рассказов о победе над Голиафом они забыли об истории о том, как юный Давид из-за злого духа был призван ко двору Саула. Но в обоих преданиях Давид и Саул встречаются впервые, то есть Давид-победитель великана и Давид, исцеляющий своей музыкой, исключают друг друга, — вот в чем вопрос.

— До того! После того! — вскипел священник Садок. — Какая разница?! ГОсподь пожелал, чтобы Давид встретился с царем Саулом, и для надежности дал случиться этому дважды.

— Погодите, — вмешался Иосафат, сын Ахилуда, дееписатель. — Яхве всемогущ, но даже он творит все дела последовательно: вначале сотворил небо и землю, затем отделил свет от тьмы, потом воду под твердью от таковой над ней и так далее на протяжении целой недели, пока не сотворил наконец мужчину и женщину по образу и подобию своему.

— А почему бы нашему другу Эфану не установить правильную последовательность? — предложил Ванея, сын Иодая. — На то он и редактор.

— Да простит господин Ванея слугу своего, — учтиво отвечал я, — в качестве редактора я могу немного подправить историю, в чем-то даже приукрасить ее, однако я не вправе ее изменять.

Тут писец Элихореф, сын Сивы, почесал в затылке и высказался:

— А если мы вначале поставим поединок Давида с Голиафом, а потом — историю его появления при дворе Саула? Это решит проблему?

— Не самым лучшим образом, — отвечал я. — Зачем же тогда искать по всему Израилю подходящего музыканта, если прославленный победитель Голиафа уже находится при царском дворе? Или поставить себя на место Давида — разве, узнав о том, что для излечения от злого духа нужен музыкант, он не сказал бы сразу же: «Не тратьте деньги на гонцов, я здесь и готов служить, а поскольку господин мой царь уже отобедал, начну-ка я играть». Так или нет?

Среди членов комиссии воцарилась тишина. Наконец Ахия, сын Сивы, второй писец, неуверенно спросил:

— Ну а если принять, что сперва Давид появляется при дворе, дабы петь Саулу, а уже потом побеждает Голиафа? Помогло бы нам это?

— Едва ли, — усомнился я. — Если Давид уже живет при дворе и поет царю Саулу, дабы обуздать злого духа, то как мы отправим его обратно в Вифлеем, где он должен взять хлеб и сушеные зерна для служащих в войске братьев, а также десять сыров для их начальника? И разве царь Саул, встретившись с храбрым победителем Голиафа, не заметил бы, что тот как две капли воды похож на юношу, что так красиво поет ему и играет на арфе? Ведь Иорайя, Иахан и Мешулам поведали нам, что Саул надел на Давида свои доспехи и вручил ему свой меч, то есть у царя достаточно оснований, чтобы узнать Давида. А после битвы, когда Давид с головой Голиафа еще раз приходит к Саулу и называет, отвечая на вопрос царя, имя своего отца, разве царь хоть что-либо вспоминает? Никоим образом! Более того, он приглашает Давида остаться жить при дворе, где свежеиспеченный герой уже давно наслаждается кровом и бесплатным столом. Да, царя Саула угнетал злой дух, но нигде не сказано, что он был слабоумным.

И опять молчание, еще более продолжительное, чем раньше. Наконец Элихореф и Ахия оба поднимают руки и изрекают:

— Стало быть, одну из историй надо исключить.

— Но какую? — спрашиваю я.

Тут в комиссии поднялся сущий Вавилон голосов: все говорили наперебой, один так, другой иначе, и они не понимали друг друга, будто ГОсподь БОг и впрямь смешал их языки. Наконец дееписатель Иосафат хлопнул в ладоши и сказал:

— Мы не можем исключить ни одной истории.

А на вопрос «почему?» заявил: