Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг.

Позволим себе опустить концовку этого письма. Она адресована не потомству, а Сенаку де Мельяну, человеку, упустившему, используя выражение Густава III, приобрести «свою частичку бессмертия» от общения с одной из самых удивительных женщин в отечественной — и мировой — истории.

Письмо заканчивается необычно: «Adieu, Monsieur, excusés la longueur» — «Прощайте, мсье, извините за многословие».

Мы же хотим завершить наши хроники словами, которыми Екатерина неизменно прощалась со своими многочисленными корреспондентами: «Adieu, portez-vous bien» — «Прощайте, будьте здоровы».

Приложения

I. Записка французского посланника в Петербурге Дюрана-Дистрофа о внутренней и внешней политике России в 1772 г.

Приложение к депеше № 39 от 4 января 1774 г.

Памятная записка о России г-на Дюрана

Санкт-Петербург, 31 декабря 1773 г.

Я пишу в 1773 г. о том, что произошло в России с тех пор, как я здесь нахожусь. Пытаясь дать ясную оценку того, что мне надлежит сообщить, я, в ущерб связности изложения, намерен сосредоточиться в первую очередь на мотивах, двигавших событиями, а не на самих событиях. Не следует удивляться, если по этой причине я буду иногда останавливаться на деталях и обстоятельствах, не относящихся непосредственно к описываемому мною периоду.

Я не буду, в частности, детально углубляться в анализ причин войны, в которую оказалась втянута Россия, хотя она заметно влияет на общую политическую ситуацию. С тем чтобы не потерять из виду общей канвы, я, не останавливаясь на рассмотрении причин и хода этой войны, лишь выскажу мнение о том, что идея увеличить территорию России за счет Польши не входила в планы Екатерины II. Ее империя и без того слишком обширна, чтобы ее размеры не вели к ослаблению ее мощи. Однако, имея вкус ко всему необычному и романтическому[305], императрица думала, прежде всего, обеспечить себе славу, поставив последнюю точку в делах своих предшественников.

Планы царя Петра не заходили, однако, так далеко, как они заходят сейчас. Он ограничился тем, что сломил мощь Швеции и поработил Польшу, — чтобы господствовать на севере. Это, возможно, и побудило его не опасаться больше могущества Османской империи. Однако после того как русские убедились в никчемности турок они воспылали желанием принять участие в делах Европы. По мере того, как турки теряли свое влияние на эти дела, они уступали свою роль России.

Эта новая нация, сама удивленная откликом, который ее действия находят в политическом мире, начинает действовать, обдумывая свои ходы только после постигающих ее неудач. Все ее замыслы крупномасштабны, ее действия дерзки. Судите сами, что может совершить эта нация во главе с государыней, которая страстно ищет славы и характер которой сильнее ее разума, по крайней мере, когда речь заходит о соответствии замысла способу его осуществления, государыней, в характере которой мужество, последовательность и энергия часто сталкиваются с упрямым нежеланием внимать голосу разума. Не приходится удивляться тому, что Россия остается верной планам Петра I, замышляя возродить Греческую империю на Востоке, создать независимые (Дунайские. — П.С.) княжества, унизить тех, кто стремится ее уничтожить, распространить свою торговлю от Черного до Средиземного морей, от Каспийского моря до Индии и Америки. Это может закончиться, однако, только тем, что самые могущественные обогатятся за счет самых бедных, держава, которой она сейчас опасается, усилится, а сама Россия будет вынуждена разделить со своими соперниками влияние, которым она пока одна пользовалась в Польше.

Длительное пребывание ее войск в этом королевстве возбудило опасения со стороны турок, усмотревших угрозу в действиях России, направившей свои войска к тому участку их границы, где эти войска могли в наибольшей степени быть опасными для Турции. Турки были разбиты, и победа сопутствовала их врагам до берегов Дуная.

Венский двор, в свою очередь, также опасался соседства с этой нацией, предприимчивой по природе, тем более, что она может позволить себе быть таковой, не подвергаясь риску. Еще более приходилось опасаться этому двору изменений в настроениях населяющих Австрию народов, которые приняли ее корону только из опасения, что в противном случае они попадут в зависимость от русских, с которыми их объединяет религия.