Пока они беседовали, стало совсем темно. На небе возникли гирлянды крупных звезд. Появились огни и на испанских кораблях, стоящих в бухте.
— Знаете, дон Мигель, — нарушил дон Хуан затянувшееся молчание, — когда я стану королем Туниса, то отстрою Карфаген на том самом месте, где он находился когда-то. В моем королевстве соединятся достоинства Рима и Карфагена, но не будет их пороков. В нем воцарится справедливость, и людей не станут сжигать на кострах.
— Очень хорошо, Ваше Высочество. Я всегда считал, что еретик не тот, кто восходит на костер, а тот, кто поджигает его.
— У вас глубокий и свободный склад ума, дон Мигель. Когда я стану королем Туниса, вы будете рядом со мной.
Они не знали, что им не суждено больше увидеться. Их судьбы в тот вечер разошлись навсегда.
В мае 1574 года эскадра, где служил Сервантес, отправилась в Геную пополнять запасы продовольствия. Никакого продовольственного товара на генуэзских складах не оказалось, и эскадра провела в Генуе в бездействии целую зиму.
Что же касается дона Хуана, то на него обрушились сразу два удара. Его покровитель папа Пий V скоропостижно скончался, а король Филипп категорически отказался признать брата-бастарда королем Туниса. «У нас и так хватает королевств, — написал дону Хуану Филипп. — Еще одно в Северной Африке нам вовсе ни к чему».
Король приказал принцу отправиться в Ломбардию, где свирепствовали шайки разбойников, и навести там порядок. Напрасно в ответном письме дон Хуан умолял брата поспешить с отправкой подкреплений тунисскому гарнизону. Филипп ответил, что Испания переживает сейчас финансовый кризис, и нет никакой возможности выделить что-либо для Туниса.
Тем временем султан Селим тщательно подготовился к реваншу. 11 июля 1574 года огромная турецкая эскадра под командованием капудан-паши Улуг-Али, состоявшая из 240 боевых кораблей с семьюдесятью тысячами солдат неожиданно для всех возникла у берегов Туниса. Небольшой гарнизон крепости Голета был обречен, несмотря на весь героизм ее защитников. В сентябре крепость пала. Испанцы потеряли Тунис, а вместе с ним и всю Северную Африку — уже навсегда.
Султан не отказал себе в удовольствии и пригласил на торжество по случаю победы венецианского посла в Стамбуле. Посадив его рядом с собой и угощая шербетом, Селим II не без ехидства сказал:
— Вы отрезали мне бороду при Лепанто, а я отрубил вам руку в Тунисе. Борода уже отросла, а вот рука ваша не отрастет никогда.
Посол дипломатически ответил:
— При чем тут мы, Ваше Величество? Мы к испанским делам уже давно не имеем никакого отношения. У Венецианской республики с Сиятельной Портой мирный договор и торговые связи. Поэтому я от имени сеньории Венеции поздравляю вас, Ваше Величество, с победой.
Дон Хуан пытался что-то предпринять для спасения своего несостоявшегося королевства. Он вывел из Палермо в море все свои галеры, но сильнейший шторм заставил его эскадру укрыться в порту Трапани, где ее блокировал турецкий флот. Дон Хуан стал готовиться к прорыву, но тут пришла весть о том, что в Тунисе все кончено. Пришлось ни с чем возвращаться в Палермо.
Пройдет много лет, и Сервантес подробно опишет в «Дон Кихоте» тунисскую трагедию: «Султан, горько оплакивавший потерю Туниса, с присущим всему его роду коварством, заключил мир с венецианцами, которые желали этого еще больше, чем он, а в следующем, семьдесят четвертом году осадил Голету и форт неподалеку от Туниса — форт, который синьор дон Хуан не успел достроить…
Пала Голета и пал форт, в осаде коих участвовало семьдесят пять тысяч наемных турецких войск да более четырехсот тысяч мавров и арабов, согнанных со всей Африки, Причем это несметное войско было наделено большим количеством боевых припасов и военного снаряжения и располагало изрядным числом подкопщиков, так что довольно было каждому солдату бросить одну только горсть земли, чтобы и Голета и форт были засыпаны. Первою пала Голета, слывшая дотоле неприступною. Пала не по вине защитников своих, которые сделали все, что могли и должны были сделать, а потому что рыть песок, как показал опыт, в пустыне легко…
…Из множества мешков с песком турки соорудили столь высокий вал, что могли господствовать над стенами крепости, осажденные же были лишены возможности защищаться и препятствовать обстрелу с высоты…
Пал также и форт, однако туркам пришлось отвоевывать его пядь за пядью, ибо его защитники бились до того яростно и храбро, что неприятель, предприняв двадцать два приступа, потерял более двадцати пяти тысяч убитыми. Из трехсот защитников, оставшихся в живых, ни один не был взят в плен целым и невредимым — явное и непреложное доказательство доблести их и мужества, доказательство того, как стойко они оборонялись. Свидетельство того, что никто из них не покинул своего поста.
Был взят в плен комендант Голеты дон Педро Пуэртокаррера. Он сделал все от него зависящее для защиты крепости и был так удручен ее падением, что умер с горя по дороге в Константинополь, куда его угоняли в плен.