Хроники времен Сервантеса

А вот как эта же история, известная как «посох Рабы», изложена в Вавилонском Талмуде. Рав Аба бар Нахмани (Раба), возглавлявший иешиву в Пумбедите в Персии в начале IV века новой эры, считается одним из создателей Талмуда. Ученики называли его «колебателем гор», настолько острым и неожиданным был его подход к решению любой проблемы. И вот что однажды с ним приключилось: «Заимодавец предстал перед Рабой с просьбой о помощи. Заимодавец сказал должнику: „Заплати мне!“ Должник ответил: „Я заплатил ему!“ Раба сказал должнику: „Если это так, то пойди и поклянись, что ты уже заплатил ему“. Он пошел и принес посох, в который засунул деньги. Опираясь на него, появился в суде и сказал заимодавцу: „Подержи посох в своей руке“. Потом взял свиток Торы и поклялся, что он выплатил заимодавцу весь долг. В гневе заимодавец сломал посох, и монеты посыпались на землю. Так оказалось, что должник говорил под присягой правду».

Несмотря на ряд различий, идентичность этих историй очевидна. Возникает вопрос: не связан ли интерес Сервантеса к Библии и Талмуду с его происхождением от марранов по материнской линии? Большинство исследователей это категорически отрицают, ссылаясь на то, что еврейская тема почти отсутствует в творчестве писателя. Появляется она лишь на закате жизни Сервантеса, в последних его произведениях. Вот какой монолог автор вкладывает в уста одного из героев пьесы «Великая султанша госпожа Каталина де Овьедо»: «О всеразрушающая нация! О бесчестные! О противная раса, до какой низости довели вас ваши пустые надежды, ваше безумие и несравненное упрямство. Вы, вызывающие жестокость и закоснелость вопреки доводам справедливости и разума».

Это вроде бы явное свидетельство враждебного отношения Сервантеса к евреям. Но мы ведь знаем, что демонстративный антисемитизм нельзя расценивать как доказательство отсутствия в жилах еврейской крови. Ненависть к своему происхождению и, как следствие, к своему племени среди евреев, в особенности среди крещеных евреев, отнюдь не редкость на протяжении всей еврейской истории. Возможно, что в конце жизни Сервантесу, добившемуся с огромным трудом всенародной славы, захотелось полностью идентифицировать себя с испанским национальным духом, в котором враждебное отношение к гонимому племени занимает далеко не последнее место.

* * *

В 1614 году литературные враги Сервантеса нанесли хорошо рассчитанный удар, поразивший его в самое сердце.

В Мадриде вышло в свет сочинение под названием: «Вторая часть изобретательного идальго Дон Кихота Ламанчского, содержащая рассказ о его третьем выезде и пятую книгу его приключений». При беглом взгляде эту книгу можно было принять за сочинение Сервантеса, если бы внизу не значилось мелким шрифтом: «Сочинено лиценциатом Алонсо Фернандес де Авеллянеда, уроженцем города Тордесильяс. Напечатано Филиппе Роберто. 1614 год».

Сервантес был потрясен. С изумлением и гневом смотрел он на ложного «Дон Кихота» и чувствовал себя как мать, у которой украли ребенка.

Кто же он такой, Алонсо Фернандес де Авеллянеда? Откуда взялся этот подлый и коварный враг? Его имя Сервантесу ничего не говорило. А между тем он был хорошо осведомлен не только о многих обстоятельствах жизни Сервантеса, но даже о его литературных планах. Пролог к ложному «Дон Кихоту» являет собой целый ряд грубых оскорблений и недостойных намеков на старость Сервантеса, на его бедность и увечье. Авеллянеда идет так далеко, что уподобляет Сервантеса разрушенному замку Сан-Сервантес.

Что заставило автора этой фальшивки прибегнуть к такому средству? Желание разбогатеть за чужой счет? Нет, не только. Слишком уж пристрастен насыщенный злобой тон повествования. Личная обида? Да, скорее всего именно это. К тому же Авеллянеда сам признал, что одна из причин написания книги — оскорбление, которое ему якобы нанес Сервантес. Как ни напрягает Сервантес память, она ничего ему не подсказывает. Впрочем, Авеллянеда дал ему еще одну нить. Оказалось, что он мстит не только за свою, но и за чужую обиду. Сервантес, видите ли, обидел человека, «кого справедливо превозносят самые отдаленные народы и кому столь многим обязана наша нация»… Ясно, что Авеллянеда имеет в виду Лопе де Вега. Значит, автора фальшивки следует искать в его окружении.

Но хуже и больнее всего то, что Авеллянеда надругался над Рыцарем печального образа, превратив его в злобную и пошлую карикатуру. Его Дон Кихот — бессовестный болтун, жалкий хвастунишка. Он только то и делает, что произносит напыщенные речи, занимается мелкими дрязгами, а однажды затевает нелепую ссору с актерами, которая заканчивается для него очередным позором. Актеры издеваются над ним, повергают его на землю и в качестве наказания разыгрывают перед ним пьесу Лопе де Вега.