Хроники времен Сервантеса

«Порядочные деньги редко бывают у порядочных людей. Раз уж пришла ко мне удача, то ее нельзя упустить», — сказал себе Мигель и принялся за работу. Свою «Галатею» он решил написать в смешанной форме и целыми днями просиживал в своей каморке, сочиняя прозу и стихи. Творческого подъема он не испытывал, ибо ему тошно было в мире фальшивой Аркадии с похотливо-жеманными нимфами и слащавыми пастушками, чирикающими с целомудренными юношами о добродетели. Это была риторическая патока, не имеющая ничего общего с настоящим искусством. Он предпочел бы иную работу, но «Галатея» должна была стать модным товаром и обеспечить ему пропуск в тот мир, к которому он стремился. Впрочем, и в «Галатее» есть яркие страницы, свидетельствующие о несомненном таланте автора.

Роман имел определенный успех, и на ближайшие месяцы Сервантес был освобожден от материальных забот. Его «Галатея» открыла ему доступ в круг литераторов. Такие поэты, как Хуан Руфо и Педро Падилья, приняли в свой круг бывшего солдата, который одним лишь своим дебютом ввел в испанскую литературу жанр ей прежде неведомый. Слухи об исполненной приключений и опасностей прошлой жизни Сервантеса подогревали интерес к его творчеству.

Хуан Руфо, румяный увалень с грубоватыми чертами лица, менее всего походивший на поэта, был, тем не менее, автором сатирических и эпических стихов и поэм, пользовавшихся успехом. Мигелю нравился ровный спокойный характер Хуана и его прелестная улыбка, сразу располагавшая к нему людей. В нем была та естественная раскованность, которой самому Мигелю так не хватало. Сближало их и то, что Хуан Руфо принимал участие в битве при Лепанто и получил награду за доблесть из рук самого Хуана Австрийского, который даже зачислил его в свою свиту.

Они вместе ходили в театр, вместе засиживались в таверне «Герб Леона», где за вечер опорожняли несколько графинов хереса. В этой таверне и сыграл Купидон злую шутку с Сервантесом, давно уже забывшим о возвышенной любви и довольствовавшимся случайными связями.

— Посмотри, какая симпатичная девушка нас обслуживает, — сказал ему влюбчивый поэт.

— Ничего особенного, — пренебрежительно усмехнулся Мигель. — Ты, друг мой, от каждой юбки балдеешь, как от вина.

— Нет, правда, Мигель, она восхитительна. Ты только погляди. Она не ходит между столиков, а плывет, как каравелла. Боже, сколько в ней грации.

Мигель присмотрелся. Хуан был прав. Эта девушка обладала каким-то особым шармом. У нее были мелкие, но правильные черты лица, бутылочного цвета глаза, невысокий лоб, бескровные тонкие губы. Зубы были ровными и безукоризненно белыми, поэтому она часто улыбалась знакомым посетителям. К незнакомым же относилась с ледяным равнодушием. Она умела каждого поставить на место, не выходя при этом за рамки приличия и не давая повода пожаловаться на себя хозяину.

— Как вас зовут? — спросил Мигель, когда она принесла им очередной графинчик с вином.

— А вам какое дело, — ответила она и отошла, как отчалила.

— Да, — сказал Хуан, — к ней так просто не пришвартуешься.

— Ну и черт с ней, — ответил Мигель. — Тоже мне, персона.

Когда она принесла счет, Мигель оставил щедрые чаевые и опять попытался втянуть ее в беседу.

— Некогда мне тут с вами лясы точить, — отрезала она и отошла. Хуан засмеялся.

— Наглая девка, — пробормотал Мигель. — Ноги моей здесь больше не будет.

Он пришел сюда уже на следующий день в обеденное время — вечера не было сил дождаться. Сел за столик, который она обслуживала. Он уже выяснил, что ее зовут Анна Франка. Она была дочерью шведского ландскнехта, гулявшего с ее матерью две недели, а потом навсегда исчезнувшего. В наследство от него Анна получила белокурые локоны. Мать ее торговала дешевыми безделушками на рынке Калье де Мадрид.

Она узнала его и улыбнулась, отчего у него сразу закружилась голова.

— Я уже кончила работу, — сказала Анна Франка, — но вас обслужу, потому что вчера была груба с вами. Извините. У меня было плохое настроение.

— А можно мне пригласить вас выпить со мной чего-нибудь, — спросил он робко.

— Я не пью днем, но от пирожного с чаем не откажусь, — ответила она, как ему показалось, с милой непринужденностью.

И вот она сидит так близко от него, что Мигель может вдыхать запах ее дешевых духов, который ему кажется чудесным. Он заказал пирожные, фрукты и даже уговорил ее выпить немного сладкого таррагонского вина. Заметив, что она старается не смотреть на его искалеченную руку, он стал рассказывать о битве при Лепанто, о доне Хуане Австрийском, о своих злоключениях в алжирском плену. Не только она его слушала. За соседними столиками притихли, внимая удивительным историям, которые мастерски рассказывал этот обычно молчаливый старый солдат.

Когда они вышли, был уже вечер. Солнце пока не зашло и еще сияло в золотом великолепии, но рядом с ним уже появился месяц, пока хилый и еле различимый. Они шли вдоль берега реки Мансанарес, он и его восемнадцатилетняя избранница. Много лет спустя он описал этот дивный вечер в одной из своих новелл: