Хроники времен Сервантеса

«О, Юпитер», — восклицает легионер Марий, первым ворвавшийся в осажденный город и увидевший перед собой только трупы. Впрочем, в живых остался один юноша, последний из защитников города. В финальной сцене он возник на одной из башен и, крикнув Сципиону: «Один лишь я могу вручить тебе ключи от города», бросился вниз и разбился о скалы. «Ты победил победителя!» — воскликнул Сципион, склонившись над его телом. Эффектный конец.

Пьесы Сервантеса пробились на сцену далеко не сразу. Театры ставили только легкие и изящные пьесы Лопе Феликса де Вега. Их очень любила публика. Сервантесу рассказали, что этот удивительный юноша уже в пять лет знал латынь и декламировал целые куски из Вергилия. К двенадцати годам он уже написал несколько комедий. Когда Сервантес впервые увидел Лопе, ему едва исполнилось двадцать два года, но он уже был самодержцем театральной империи. Театры Мадрида и Валенсии, Севильи и Толедо процветали благодаря его творчеству. Театральные директора готовы был заплатить любые деньги, чтобы заполучить его новую пьесу. А он пек их, как пирожки, успевая в три дня написать чеканными стихами трехактную пьесу, в которой не было банальных рифм. Чтобы переписать такую пьесу, писцу требовалось больше времени, чем Лопе для ее создания. Самое удивительное, что такая неимоверная скорость совсем не отражалась на качестве работы.

Сервантес, которому понадобилось больше года, чтобы закончить пьесу «Алжирские нравы», завидовал быстроте и легкости его пера. Сами же пьесы Лопе де Вега он считал скорее вредными, чем полезными. В них не было никаких идей. Они никого не воспитывали и никуда не звали. По его мнению, это были пустышки, способствующие оглуплению публики. Их успех он объяснял только уникальным талантом автора. «Лопе нельзя подражать, — говорил Сервантес. — Исчезнет он, исчезнут и его творения». Но Лопе де Вега исчезать не собирался. Его время только начиналось.

Хроника двенадцатая, в которой рассказывается об удивительной жизни Лопе де Вега, о его отношениях с Сервантесом, о гибели Великой армады и о других событиях

С пьесами Лопе де Вега Сервантес ознакомился вскоре после того как опубликовал пасторальный роман «Галатея», ставший его пропуском в мир творчества, вне которого он не мыслил жизни. Об этом наивном своем творении Сервантес предпочитал не вспоминать и все помыслы сосредоточил на театре. Свою единственную готовую пьесу «Алжирские нравы» он принес издателю Бласко де Роблесу. Тот, бегло просмотрев рукопись, сказал:

— Ну что ж, дон Мигель, драма — это не плохо. Но не могу же я издать одну-единственную пьесу. Напишите еще десять, и тогда получится солидная книга, которая принесет прибыль и мне, и вам.

— Вы хотите, чтобы мы увиделись через десять лет? Ведь эту драму я писал свыше года, — улыбнулся Сервантес.

— С такими темпами вам никогда не добиться успеха. Лопе достаточно трех дней, чтобы написать трехактную пьесу. Поучитесь у Лопе, дон Мигель. Он нашел самый короткий путь к деньгам и славе. А свою драму покажите директору королевского театра «Коралле» Херониму Веласкесу. Может быть, она его заинтересует. Но, главное, это Лопе, мой друг, Лопе. Я поговорю с Веласкесом о вас, дон Мигель. Зайдите ко мне через несколько дней.

Спустя две недели Сервантес тщательно почистил свой единственный камзол, взял под мышку папку с рукописью и отправился в театр. До вечернего представления оставалось еще несколько часов, но зал уже был почти заполнен. Люди приходили заранее, чтобы занять места получше.

Солнце уже заходило, и становилось прохладно. Сервантес прошел за кулисы и присел на табуретку у какой-то ширмы. Работники сцены тащили куда-то декорации. В углу на бочонке примостился совсем еще молодой человек, лихорадочно строчивший что-то гусиным пером на листах бумаги, которые по мере заполнения соскальзывали на пол, накрывая его белым веером.

— Кто это? — спросил Сервантес.

Один из работников ответил на бегу — ибо тут все куда-то спешили:

— А это наш Лопе пишет новую пьесу к завтрашнему представлению.

Сервантес не сводил глаз с этого человека и даже не заметил, как возник тучный господин лет пятидесяти, явно страдающий одышкой, и уселся напротив Лопе в незаметно подставленное кресло.

— Вы пришли вовремя, дон Херонимо. Я уже закончил, — сказал Лопе с чарующей улыбкой.

— Очень хорошо, мой мальчик. Актерам ведь еще предстоит выучить свои роли, а времени совсем ничего.

— Не впервые. Они нас еще никогда не подводили.

Сервантеса, скрытого ширмой, эти двое не заметили и продолжали беседу, которую он слушал, затаив дыхание. Речь шла, насколько он понял, о театральной программе на ближайший месяц. Сервантес узнал, что этот странный юноша намерен заполнить почти весь репертуар своими новыми пьесами, которых он еще даже не начал писать. В это время к ним присоединилась полногрудая дама с томными глазами, как оказалось, дочь хозяина театра Елена Веласкес.