Хроники Второго пришествия

Не доходя нескольких шагов, мальчик протянул руки, и мой сосед поднял руку – ребенок остановился, как будто уперся в стену, и начал оседать, закрыв лицо ладошками. От спокойствия, выраженного на его лице, и беззвучности всего происходящего стало страшно.

Я почувствовал, что время остановилось.

Мальчик не падал – он медленно садился на пол, умиротворенный и счастливый.

Я знал, что будет потом, и мне казалось, что я сплю.

Мой сосед продолжал сидеть, не многое изменилось в его лице. Людям в зале вряд ли было понятно, что совершается. Завывания ЧБ, не прекращавшиеся ни на минуту, вдруг перестали доходить до ушей. Должно быть, звуки остались только там, в его мире.

Казалось, присутствующие скованы и безвольно взирают на происходящее.

Мальчик сидел на полу, не отнимая ладоней от глаз. От него веяло спокойствием и счастьем.

Вдруг он убрал руки и, улыбаясь, сказал громко и внятно:

– Мама, я вижу!

И все ожило. Люди вновь обрели голоса и радостно выражали восторг. Родители бросились к мальчику, завертелась карусель сопричастности к чуду.

Я не отрываясь смотрел в лицо соседа.

– Как ты это сделал?

– Что – это?

– Я все видел. Ведь это ты вернул ему зрение.

– Они думают по-другому и во всем усматривают заслугу Черного Брата.

Прихожане, превратившиеся в толпу, уже были готовы разобрать ЧБ на сувениры. Они не замечали нас.

Счастливые родители увели мальчика, и мы остались наедине со спинами беснующихся очевидцев, так и не увидевших случившегося.

– Пойдем. Оставим мертвым хоронить своих мертвых.

Глава 5

Мы вышли на улицу.

– Как тебя зовут?

– Мама назвала Даниилом.

– Красиво. Так как ты это сделал?

– Я ничего не делал. Мне очень захотелось помочь мальчику, и все. А как тебя зовут?

– Владимир.

– Властелин мира. Красиво. Это значит, что ты можешь принести людям мир – коли им владеешь, то можешь и принести. Смотри, получится зеркальное отражение Писания: «…не меч принес я вам, а мир».

– Может, ты экстрасенс?

– Не знаю, слово странное. Кто такой экстрасенс? Разве не каждый из нас может им оказаться – матери, принимающие боль детей как собственную и предчувствующие несчастия за тысячи миль, возлюбленные, теряющие покой от пришедшего знания грозящей беды?.. Неправильное это слово, холодное. Творящих чудеса мало, именем Его – и вовсе не найдешь. А остро сопереживающих много.

– Удивительный ты какой-то столяр, и отчим у тебя рыбак. Может, ты плод безгрешного зачатия?

Даниил улыбнулся:

– Я об этом не думал. Про отца мама никогда не рассказывала, только говорила, что из России уехала по своей воле, но опасалась за меня, мол, меня хотели отобрать у нее и поместить для наблюдений в какой-то институт. Она решила не отдавать меня. Но сам я отношусь к этому спокойно. Не то чтобы сомневаюсь, но не особо задумываюсь. В Израиль мама уезжала спасать меня. Там оказалось несладко: мама была совсем молодой, без профессии, да еще я на руках. Хорошо, что повстречался Иосиф, он гораздо старше мамы, но очень добрый и праведный человек.

– Можешь не продолжать. У меня есть мысль… Настолько крамольная, что высказывать ее пока не стану в связи с очевидностью совпадений. Ты где здесь живешь?

– За меня не волнуйся, у меня все хорошо – я живу там, где захочу, я богат.

– Деньги?

– Ты не о том думаешь, Владимир. Оставь все и иди за мной. Чувствую, ты этого хочешь. Идем со мной – и я дам тебе все, о чем мечтаешь. Дома тебя ждет волнение и суета, я же придам твоей жизни смысл, целостность и покой.

Господи, чушь какая-то! Что происходит? Ну да, вот сейчас я возьму и останусь, брошу все, что у меня есть: дом, машину – кстати, новую и любимую, – детей, маму, подружек, футбол с мужиками, друзей, пиво…

– Пиво не кажется убедительным доводом, оно есть всюду.

– Я что же, вслух рассуждаю?

– Нет, я читаю твои мысли. Ты тоже так сможешь.

Ну вот, теперь и не подумать… Нигде мне нет покоя… А слава, признание? Там я хоть кому-то нужен, пока не выгнали с «ящика»… Ой, этого он может не понять. Я имею в виду – с телевидения… Да и как и на что буду жить, в конце концов?

Стою на темной улице Детройта, и свет, выбивающийся из открытых дверей церкви, придает происходящему голливудский оттенок, усиливаемый завываниями ЧБ. Но наступит утро, с чем я останусь – немного наличных и карточки? Бог мой, что я так суечусь, что мне так страшно?

– Не надо бояться.

Во взгляде Даниила никакой усмешки, он смотрел на меня внимательно и очень проникновенно. Казалось, его… нет, вернее так – Его глаза излучают сострадание. Он походил на усталого земского доктора. Мне захотелось заплакать, положив голову Ему на плечо.

От этой идеи стало еще хуже… Экстрасенсы, мать их, до чего довели!