Хроники Вторжения

– Но в тебе есть последняя страсть. Ты ее ото всех скрываешь. Поэтому мы не знаем, куда ты сейчас уйдешь, если сменишь явление, – в смерть или за Грань миров.

– А если не менять явление?

– Тогда только смерть.

– А как там, за Гранью? – ухватился Сеня за соломинку.

Противопоставление «смерть» – «за Гранью миров» показалось ему противопоставлением смерти и жизни. Наверное, и в самом деле, есть в нашем Сене какая-то роковая страсть, она-то, наверное, и влекла его туда.

– Мы не удерживаем там миропорядок.

– Там правят Лингоны.

– А... А можно сменить явление?

– Допуск настоящий. Твое право.

– У меня рук нет!

– Достаточно твоего желания. Прощай.

Фигуры исчезли. Космос опять стал черной ночью с холодными кристаллами звезд. А потом и такой космос исчез.

Сеня очутился в пыльном сером мареве. Будто частицы копоти кружились повсюду. И какое-то безразличие овладело им. И отупение.

Он даже не испугался, когда из марева выплыла бурая шарообразная масса. И отвратительная харя уставилась на Сеню тупым, пристальным взглядом.

– Ух! – рыкнула харя. – Новый условно живой.

Сеню перевернуло: чудовище ухватило его огромной ручищей и, словно орден, поместило себе на тулово. Сеня ощутил острую боль в пояснице – будто его пригвоздили как бабочку. Он закричал, услышал свой голос – тоненький комариный писк.

Чудовище двигалось куда-то сквозь серую мглу – явно целенаправленно, – пока из сумерек не вынырнула новая харя.

– Во! Гля, условно живой, – похвасталось первое чудовище и хлопнуло ручищей прямо по Сене.

– Да-а, – завистливо прогнусавило второе, – у тебя и так уже много. Отдай.

– Не-е, не дам, – проворчало первое. – Потом отдам. Пускай сперва поработает.

– Зачем мне потом жмурик? Дай сейчас.

– Не дам.

Чудовище поплыло прочь.

А Сеня оказался в подозрительно обычном офисе какой-то средней руки фирмы. Он сидел слева от забранного жалюзями окна, за обычным офисным столом черного пластика, в мягком вращающемся стуле, обтянутом черным же кожезаменителем. Гудел кондиционер, нагоняя в помещение теплый воздух. Напротив за таким же столом сидел еще один работник, молодой, рыжеватый блондин с энергичными чертами лица. Имени его Сеня не вспомнил, но зато хорошо знал, что тот сейчас за своим компьютером не в базе данных работает, а преспокойно режется с машиной в преферанс. Сможет даже по локальной сети перебрасывается скабрезными репликами с Полечкой, секретарем-референтом.

И знал Сени также, что он, Сеня, занимается в этом офисе – а вот как фирма называется, запамятовал, – счет-фактурами и таможенными декларациями на поступающие от зарубежных партнеров товары. То есть, вспомнил Сеня, он работает в отделе внешнеэкономических связей. «Ну, связей так связей», – тупо подумал он.

В пояснице ныло – радикулит, что ли? С утра вроде бы не ныло. Впрочем, что было утром, не припоминалось. Зима, холод. Прострелило. Сеня вспомнил, что он уже двадцать минут ждет заказанного кофе, а девочка, которую начальница отдела взяла недавно для выполнения этой нехитрой функции, почему-то не несет. Игнорирует. И вообще, все они его игнорируют. Сене стало жалко себя. Так вот всю жизнь просидишь простым клерком, на дядю проработаешь, а потом тебя на цугундер снесут. При мысли о кладбище Сене стало дурно, закружилась голова.

И в этот момент в комнату вошла начальница. Как ее зовут, Сеня тоже сейчас не помнил, но боялся ее панически. Очень уж неприятна была ее нездоровая, всячески подчеркиваемая страсть к Сене; нет, не эротическая, а какая-то... уж не гастрономическая ли? Так смотрят на сладкий яблочный пирог.

– Ну как дела, мой сладенький? – осведомилась она. – Готова сводка? Ты же такой умница, все так аккуратно делаешь.

Она наклонилась над столом, положив руку на Сенино плечо. Рука была теплая, женская, мягкая, но Сеня привычно сжался. Душа уходила в пятки, когда начальница оказывалась слишком близко. Сеня вспомнил, что сводкой он еще не занимался.

– Ну вот, так я и знала. Что же ты так, мой хороший? Я только сегодня хвалила тебя у директора. Нехорошо, – и неожиданно крепкими пальцами больно сжала Сенино плечо.

Слова застряли у Сени в горле.

– Давай решим так, – невозмутимо продолжала она, – за полчаса до окончания работы я зайду, а она будет во-от здесь красиво лежать.

Начальница мягко хлопнула ладонью по столу, повернулась и, покачивая тощими бедрами, вышла.

Сеня отер пот.

– А ты попробуй плюнуть, – подал голос сосед. – Ты же не бобик. А еще лучше – дерни ее. Я выйду, постою на дверях, а ты дерни. Ты же мужик, в конце концов.

Сеня испуганно глянул на коллегу и счел за благо промолчать.

– Или избей до бесчувствия, – разошелся тот. – Ты же личность, ты же можешь делать, что захочешь. Ты же, наверное, не отказался бы ее зарезать, а?

Коллега подмигнул. Да, в общем-то, было такое смутное желание, посещало иногда. Но как это можно – делать, что захочешь? Никак нельзя. Нельзя, и все. В том числе и потому, что личность. Надо все-таки и других уважать.