— Знаешь, милый, — вздохнув, отвечала храбрая девушка, — я делаю, что ты мне сказал, и всегда буду так делать, потому, что люблю тебя, а ты кричишь на меня, будто это я виновата в том, что Белинда собирает цветочки, хотя, что плохого в том, чтобы собирать цветочки, боже, какая я несчастная, у всех мужья как мужья, лишь мой только и умеет, что мечом махать, да на меня орать…
На этом монолог Аманды был прерван. Взбешенный меченосец, не тратя лишних слов, щедро раздавая оплеухи и затрещины, в считанные мгновения добился того, чтобы вещи были собраны, после чего снова разбросал багаж, и теми же немногословными методами заставил всех вторично багаж собрать. После этого все, включая боевых свиней, бегали по лесу и собирали дрова для того, чтобы научиться тушить костер быстро и без проволочек. Все попытки мятежа беспощадно подавлялись, причём делал это Эрвин мастерски, подходя к каждому отдельному случаю избирательно. Белинда получала затрещины, Аманда — щелбаны, Микки получал по заднице плашмя мечом, и это было обиднее всего, потому что меч был его собственный. Бэйбу, Буйбу и Бойбу хватило угрозы лишения ленточек. Последним аккордом учений стало введение Эрвином чрезвычайного положения с преобразованием «этого сброда» в военный отряд с назначением Эрвина командиром.
Если бы Эрвин знал, к каким последствиям приведет эта реформа, он бы трижды подумал, но что делать, трижды прав был великий ортасский сказитель Шер: «нам не дано предугадать значения невинных флиртов, и тягостных последствий хмеля нам не дано заране знать».
В общем, нет ничего удивительного в том, что в полдень наши друзья… Впрочем, друзьями их теперь было назвать сложновато… Назовем их так — друзья и Эрвин![29]
В общем, в полдень, когда друзья и Эрвин выступили, дисциплина среди друзей была просто потрясающая. Не обошлось без курьёзов. Так, сказанная Эрвином в сердцах фраза по случаю спотыкания об камень «да чтоб мне в лоб» была тут же исполнена его исполнительными сотоварищами трижды, строго по числу имеющих руки, что дало ему хороший повод подумать о преимуществах и недостатках абсолютного послушания.А вот теперь мы можем вернуться туда, откуда мы перенеслись на день назад, чтобы объяснить читателю то, отчего наши друзья вдруг стали такими дисциплинированными.
— Стоп! — негромко скомандовал Эрвин, и все замерли. Белинда грациозно застыла с поднятой на шаге ногой, Аманда разом прервала желчную тираду, обращенную к Микки, сам Микки тоже замер с разинутым ртом, а Бэйб, Бойб и Буйб даже перестали жевать, а меченосец, пардон, командир отряда, продолжил:
— В нашем положении необходимо соблюдать осторожность. Поэтому мы должны произвести разведку.
И Эрвин решительно увел свой отряд прочь с дороги, чтобы обсудить вдалеке от чужих глаз возникшее положение дел.
Разведка! Как много чувств пробуждается в юном неопытном сердце при звуках этого слова! В нём всё! И напряженная тишина ночи, изредка нарушаемая криками часовых, и сладкий холодок, бегущий по позвоночнику, и будоражащее ощущение близкой опасности, и дыхание верного товарища за спиной, которому хочется дать по лбу, чтобы он дышал потише.
Для юного с’Пелейна это предприятие тем более попадало прямо в точку, что в голове его к этому моменту вызрела некая теория, требовавшая немедленной практической проверки. Надо ли говорить читателю о том, кто первым вызвался на это опасное предприятие? Видимо надо, потому, что пока Микки, усевшись на травку, смаковал героические перспективы, внезапно открывшиеся перед ним, Аманда и Белинда вскричали:
— Эрвин, вот дело для настоящих женщин!
— Эрвин, я всю жизнь мечтала об этом!
— Эрвин! Харра Мати[30]
— это кумир моего детства! О Эрвин!..И так далее в том же духе. Когда девушки в своих аргументах дошли до принца Штарка, который за время приключений был изрядно подзабыт, Микки понял, что они настроены более чем серьёзно.
— Эрвин! — заорал Микки, до которого вдруг дошло, чего он может лишиться, вот так вот сидя на травке, из-за этих так называемых разведчиц. При этом возмущение, поразившее его, было столь сильно, что выразилось в виде внезапной потери словарного запаса. Микки судорожно вздохнул и, набрав воздуху, снова вскричал:
— Эрвин!