Хроноагент. Гексалогия

Вместо ответа Оля притягивает меня к себе.

– Ты совсем другой. С тобой все подругому, я сама себя не узнаю…

Осторожно и нежно целую соски ее грудей, а рукой ласково поглаживаю бедра и попку, обтянутую шелком трусиков. Оля сладко вздыхает, ловит мою руку и помогает ей пробраться под резинку…

Утро застает нас лежащими в объятиях. Смотрю на часы: пять тридцать.

– Пора, – говорю я, – через полчаса за нами приедет Гриша.

– Неужели все, – бормочет Оля, не открывая глаз. – Нет, так просто я с тобой не расстанусь, не рассчитывай. Обними меня покрепче…

Мы еле успеваем одеться, когда подъезжает машина. Ольга запирает дачу, и мы едем.

– Сначала на аэродром, как комдив приказал, – говорит Гриша.

Всю дорогу до аэродрома Ольга молчит, о чемто думает, положив голову мне на плечо.

Служебную машину Ивана Тимофеевича и Гришу на аэродроме, видимо, знают хорошо, поэтому нас пропускают без формальностей. Часовой у шлагбаума только с любопытством смотрит на Ольгу. Гриша подруливает прямо к “Яку”.

На крыле лежат мои комбинезон и шлемофон, под крылом сидят два техника. Увидев меня, они встают.

– Здравия желаем, товарищ старший лейтенант. Все в порядке, можете лететь.

Я бегу в штаб, получаю полетное задание и возвращаюсь к самолету. Ольга стоит возле “Яка” и гладит рукой гладкую обшивку.

– Красивый он у тебя. Я таких еще не видела.

– Хороший самолет, Оля, как и женщина, должен быть красивым, – говорю я, натягивая комбинезон, – потому мы и называем его “она” – машина.

Быстро проверяю машину – все в порядке.

– Ну, Оленька, мне пора.

Ольга, не смущаясь присутствием техников и Гриши, обнимает и целует меня. Они деликатно отворачиваются.

– Прощай, любимая.

– Не прощай, а до свидания. У меня предчувствие, что мы с тобой скоро встретимся…

Я вздрагиваю. Какого черта! В памяти сразу всплывают слова ее отца: “В Сибирь, в Забайкалье, только подальше от нас!”

– Вот этого, Олешек, мне меньше всего хотелось бы. Лучше потерпеть.

– Почему это? – Ольга смотрит на меня с удивлением.

Ее огромные темные глаза становятся еще больше, занимая почти поллица. Я целую ее в эти глазищи.

– Скоро сама все поймешь. Кстати, куда ты завтра едешь?

– Еще не знаю. Сегодня в институте выдадут предписание и билеты на дорогу. Андрюша, ты чтото знаешь и недоговариваешь.

– Оленька, скоро сама все узнаешь. Прощай!

– Я напишу тебе, как только приеду на место. Жди.

Я еще раз целую ее и поднимаюсь в кабину.

– От винта!

Запускаю мотор, машу Ольге рукой. Она машет в ответ. В неимоверно больших глазах – тревога и сомнение. Такой она и остается у меня в памяти. Все. Закрываю фонарь и рулю на полосу. Взлетаю. Курс на запад. До начала войны – четыре дня.

Глава 6

Грянул год, пришел черед,

Нынче мы в ответе

За Россию, за народ

И за все на свете.

А. Твардовский

Приземлившись и сдав самолет, я иду на свою стоянку. В глаза сразу бросается чтото необычное. Подхожу ближе. Так и есть! Вдоль фюзеляжа, от хвоста к носу, нарисована красная стрела, изломанная зигзагом, наподобие молнии.

На другом борту – такая же стрела. А поверх нее мой техник, Ваня Крошкин, по трафарету наносит рисунок головы лося с могучими широкими рогами.

– Что это, Вань?

– А это, командор, отличительные знаки. Чтобы дивизию нашу и полк ни с кем не спутали.

– А почему сохатый?

– У нас командир кто? Лосев! В 130м у “мигарей” подполковника Акопяна как зовут? Тигран! Вот они на “МиГах” тигров рисуют.

– А в 128м? У них – подполковник Михайлов Петр Константинович.

– Михайлов, от слова “Михаил”, Мишка, медведь…

– Понятно. Значит, на “ЛаГГах” медведи будут.

–Ага!

– А начальство как на это смотрит?

– Одобряет. Пусть, говорят, издалека нас видят и шарахаются.

– Шарахаются не от внешнего вида, а от репутации. А ее еще создать надо.

– А она уже есть, репутациято. Позавчера комдив прилетал, рассказывал. Недавно австрийский летчик через границу перелетел. Так он, среди прочего, рассказал, что их предупредили: в районе Бобруйска базируется дивизия красных асов, оснащенная новейшими истребителями. В бой с нами им приказано, не имея двойного превосходства, не вступать. Для бомбардировочной авиации наши аэродромы – цель номер один.

– Вот как!

Интересно, война еще не началась, а по люфтваффе уже идет паническая команда: “Ахтунг! Ахтунг! 44я – в воздухе! Уносите ноги!” Что же будет, когда они реально столкнутся с нами? Я далек от преувеличения наших возможностей, но уже ясно: неприятности мы Герингу доставим немалые.

Последние дни перед 22 июня тянутся до невозможности медленно. Впрочем, это только так кажется. Я точно знаю, когда начнется, и жду этого момента. А в этом случае время тянется как резина. Все остальные живут в другом ритме. Мы много работаем, часто летаем.

Последний мирный вечер выдается на редкость тихим и теплым. Мы сидим у палатки и курим. Уже вторая неделя, как весь полк перебрался из поселка на аэродром. Серозеленые палатки стоят на опушке леса, под широко раскинувшимися ветвями сосен. Я смотрю в небо, усеянное звездами. Смотрю туда, куда совсем недавно село солнце. Пройдет всего несколько часов, и оттуда поплывут на нас волны “Юнкерсов” и “Хейнкелей”.