– Чтото ты мне не нравишься, гвардии капитан. Никак сумбур в голове и в душе смятение? Верно ведь? Давай, выкладывай. Представь, что ты опять на фронте, а я – твой комиссар. Нет, шутки в сторону. Помнишь, как Лосев хотел тебя от боевой работы отстранить? Так у нас здесь тот же фронт. Агенту в таком состоянии нельзя доверять серьёзные дела. Так что, ас, колись. Выпей, – он протягивает мне пластмассовый стаканчик, – и выкладывай, как попу на исповеди.
Я выпиваю и смотрю на Стефана. Всётаки Лена была права. Каждая личность, в образе которой мы работаем, накладывает на нас свой отпечаток. Если в сорок первом комиссар Лучков напоминал мне артиста Джигарханяна, то сейчас я ясно вижу, что передо мной сидит корпусной комиссар Лучков собственной персоной.
Закуриваю и, неожиданно для себя самого, выдаю всё, что грызло меня эти дни. Стефан слушает очень внимательно, не прерывая и не отвлекаясь. С другой стороны присаживается Лена, а к концу моей «исповеди» уже вся компания берёт меня в плотное кольцо. Ну, и пусть! Пусть слушают. Это им тоже полезно. Когда я заканчиваю, Стефан закуривает свой любимый «Кэмел» и весело смотрит на меня:
– Ну, гвардеец, ты даёшь! Надо же, изза чего он оказывается не в своей миске! Да радоваться надо, что ты, в конце концов, стал работать до такой степени профессионально, что тебя от подлинника даже ты сам отличить не можешь.
– Побойся Времени, Стефан! Чему тут радоваться? Тому, что я за здорово живёшь порешил десять тысяч жизней? Вот это радость! Да мне ещё и мало показалось, дальше на подвиги потянуло. Помнишь, Андрей, как в Лабиринте мы вынуждены были расстрелять из дезинтегратора толпу людей? А ведь мы знали, что это не люди, а биороботы. И всё равно, легко ли это было? А сейчас? Ведь в кораблях не роботы сидели! А я их расстреливал, как куропаток на охоте. Что это? Я это был или робот ЧВП?
Стефан затягивается сигаретой и спрашивает:
– А тогда, в сорок первом, ты таких угрызений совести не испытывал? Кем ты тогда был?
– Сравнил! Если бы я родился на пятьдесят лет раньше, я делал бы то же самое. Это был мой долг.
– Если бы ты родился на пятьдесят лет раньше. Это был твой долг. Хорошо. А если бы ты родился в Пиратской Республике Бертольером Горчи? В чем бы тогда состоял твой долг? Молчишь? И правильно делаешь. Скажи спасибо Елене, что она тебя так хорошо подготовила. Да и ты, тоже настроился добросовестно. Во всяком случае, Бертольер Горчи долг свой исполнил до конца. Вечная ему память и пиратская слава. Нечего смеяться! Посуди сам, если бы на «Диане» работал не ты, а настоящий Горчи, разве результат был бы иным? Я имею в виду потери Космических Сил.
– Возможно. Во мне всётаки говорил мой фронтовой опыт.
– Не заносись, – останавливает меня Андрей, – Фронтовой опыт – дело, конечно, не малое. Но ведь и Горчи не лыком был шит. Он на этой «Диане» не первый год воевал и почти всё время оставался на прикрытие отхода флота. Так что, опыт у него не меньше, чем у тебя, а применительно к данным обстоятельствам, и побогаче будет. Главное в другом. Ты, будучи в образе Горчи, сделал всё так, как сделал бы и он сам, но ты сделал ещё коечто. Уже не как Горчи, а как Андрей Коршунов. Теперь пиратскому гадюшнику конец.
– Но какой ценой!
– Андрей, – вступает в разговор Лена, – Ты уже и сам понял, что эти жертвы были неизбежны, независимо от того, кто бы там действовал: ты или Горчи. Это неизбежные издержки нашей работы, особенно когда речь идёт об участии в боевых действиях. Что же касается возможных воздействий на твою Матрицу со стороны Старого Волка, то здесь можешь быть спокоен. Я была у медикологов. Они разложили твою Матрицу до элементарных составляющих и самым тщательным образом исследовали. Никаких последствий они не обнаружили. Не считая остаточного наслоения личностей графа Саусверка и Риша Кандари. Но это, как ты знаешь, неизбежно и не страшно.
– А что до цели, – говорит Матвей, – то вспомни Антуана Коста. Ты ведь слышал о нём. Так что, тебе в сорок первом крупно повезло. Цена, Андрей, она разной бывает.
Да, я слышал про работу Антуана Коста. Внедрённый в оберштурмбанфюрера СС, коменданта секретного концлагеря, который занимался обогащением урана; Кост за полгода отправил в крематорий не один десяток тысяч людей. При этом он всячески саботировал работу предприятия и раз за разом срывал выдачу критичной массы урана 235. А самое главное, он воспрепятствовал взрыву завода вместе с заключенными, когда Советская Армия вплотную подошла к концлагерю. Он сдал Советскому командованию и уран, и оборудование завода. Трудно вообразить, что творилось бы в Европе, если бы этот завод, как замыслило гитлеровское командование, взлетел на воздух вместе со своей продукцией.
Наш разговор прерывается сигналами радиобраслетов. Они звучат у всех разом. Общий вызов! Мы переглядываемся. Стефан отвечает за всех:
– Слушаем вас. Мы находимся в одном километре от коттеджа Андрея Коршунова.
– Всем срочно прибыть на свои места! – слышим мы голос Стремберга, – Коршунову, Злобину, Альбимонте, Краузе, Илек и Моро немедленно явиться к Леруа!