Хроноагент

В таком ритме работаем более двух суток. Кажется, это предел. Мы обросли щетиной, глаза ввалились. Засыпаем в кабинах, техники будят нас по сигналу “на взлет”. Сергей ворчит, просыпаясь:

— Опять отлить не успел…

Просыпается окончательно он уже в воздухе, и мы с ним и с Барановым снова идем гоняться за “мессерами” и убегать от них.

Очередной раз взлетев, 28 июня, в 12.30, мы обнаруживаем, что немцев в воздухе нет. Еще раз в этот день поднимаемся в воздух, но с тем же результатом. Вечером комиссар подсчитал, что за двое суток немцы потеряли здесь почти эскадру. Понятно, что такие потери протрезвили их.

Так же спокойно патрулируем и 29 июня. Нас не донимают ни “лаптежники”, ни “мессеры”. Последние части выходят из окружения по охраняемому нами коридору. Изредка встречаем по две-три пары “мессеров”, но, поскольку горячка уже кончилась и мы снова летаем в составе не меньше эскадрильи, они атаковать нас не рискуют. Крепко обожглись!

На рассвете 30 июня перелетаем назад, в Елизово. Там нас ждет пополнение — молоденькие лейтенанты, свежие выпускники авиашкол, на новеньких “Яках”. Жучков объясняет нам, что есть приказ Главкома ВВС: доукомплектовывать нашу дивизию в первую очередь. У меня теперь снова полноценное звено. Баранов становится ведущим второй пары. Я хотел назначить ведущим Сергея, но он отказался:

— Нет уж. Будем летать вместе. Война не скоро кончится, вырасти еще успеем. А вдвоем мы — сила. Как ты пел? “Сегодня мой друг защищает мне спину, а значит, и шансы равны”. Кто еще о тебе, кроме меня, позаботится? Если с тобой что случится, мне Ольга по гроб этого не простит.

Он достает из кармана конверт и невинно добавляет:

— Наверное, об этом она тебе и пишет.

Я выхватываю у него конверт и первым делом читаю обратный адрес. Мне кажется, что вставшие дыбом волосы приподняли мой шлемофон. Кобрин! Городок, взятый немцами в первые же часы! Ольга оказалась на самом острие удара 2-й танковой группы немцев.

Смотрю на штамп: 21 июня. Вскрываю конверт. Ольга пишет, что все у нее хорошо, доехала благополучно, что в понедельник, то есть 23 июня, она уже приступит к работе в Госпитале…

Письмо падает из моих рук. Я сижу и прикидываю, какова вероятность, что Ольга уцелела в этом огненном водовороте. Вероятность получается исчезающе малой.

— Что это ты письмами разбрасываешься? — слышу над собой голос Волкова.

Молча протягиваю ему конверт. Он разглядывает его.

— Кобрин? Да, ситуация… — Он недолго раздумывает и решительно говорит: — Пошли, Андрей, к комиссару.

Мы находим Федорова беседующим с лейтенантами из пополнения. При нашем появлении он говорит:

— А вот и наши асы. Они будут вводить вас в строй… Только почему-то вид у них нерадостный, словно не они немцев побили, а наоборот. В чем дело, сохатые?

Я так же молча подаю ему письмо. Он быстро пробегает глазами первые строчки, лицо его темнеет.

— Так… минутку. — Он поворачивается к молодым летчикам: — Вы свободны, товарищи командиры.

Комиссар присаживается и угощает нас папиросами.

— Выше голову, Андрей! Рано ты свою подругу хоронишь.

Он еще раз смотрит на адрес.

— В Кобрине был госпиталь 4-й армии. Насколько мне известно, 4-я отступила на Пинск. Но там основательно погуляли танковые клинья 2-й группы. Тылы армии могли отойти совсем в другом направлении.

Он задумывается.

— Попробую выяснить, что стало с ГБА 4-й армии. Заодно наведу справки об этой девушке. Она — военврач?

— Теперь — да.

— Так. Колышкина Ольга Ивановна. Хм… Знакомая фамилия.

— Ее отец — генерал-майор Колышкин, командир штурмовой авиадивизии, что в Гродзянке стоит.

— А, понятно. Не тужи, Андрей, много не обещаю, но, что смогу, узнаю.

Немного ободренный словами комиссара, я возвращаюсь к себе. Буду ждать и надеяться на лучшее.

На фронте и в воздухе наступило затишье. Бомбардировщики появляются не чаще одного-двух раз в день, да и то небольшими группами. По ночам на больших высотах на Смоленск и Оршу пытаются прорваться “Хейнкели” и “Дорнье”, но их перехватывают “МиГи” из 130-го.

Вечером 3 июля Федоров говорит нам:

— Ждите, не позднее чем завтра, крайний срок послезавтра, они снова ударят. Нам опять выпадет тяжелая задача. Не легче, чем под Волковыском. Мы отвечаем за чистоту неба в секторе от Слуцка на Минск и Бобруйск. Драться придется много. Приглядывайте за молодыми…

Кончив беседу, он подходит ко мне и протягивает папиросы.

— Закуривай, старшой. Как настроение?

— Как обычно, товарищ комиссар.

— Значит, не в жилу. Плохо. Придется приподнять.

Он достает из нагрудного кармана листочек бумаги и протягивает мне. Я читаю: “Военврач третьего ранга Колышкина Ольга Ивановна, полевая почта…” Руки дрожат, и листочек падает на землю.

— Экой ты! — Федоров подбирает листок и отдает мне. — Держи крепче. Второй раз разыскивать не стану. И вот еще что. Садись на свой “Як” и лети в Гродзянку, порадуй отца. Сегодня такая возможность еще есть, завтра уже не будет. Он так и не знает: жива дочка или нет. С командиром полет согласован, заодно передашь генералу вот этот пакет. Здесь планы нашего с ним взаимодействия. Давай дуй!