Хроноагент

— Постой, постой! — Ненашев перегибается через стол, забирает у меня недокуренную папиросу и жадно затягивается, глядя мне в глаза. — Не хочешь ли ты сказать, что еще на земле, перед вылетом, уже знал, что тебе придется остаться одному, принять бой с десятью “мессерами”, чтобы прикрыть его прорыв? Что же ты за человек? Неужели в тебе ничего не дрогнуло? Не страшно было?

— Если честно, то дрогнуло. А что я за человек? Да обыкновенный. Ты поставь себя на мое место. Вот ты приходишь к выводу, что задание можно выполнить, только пожертвовав одним из двоих. Скажешь ли ты напарнику: “Ты останешься прикрывать, а я доставлю разведку”?

Теперь молчит комбат, ему нечего возразить.

— И страшно мне тоже было. Страшно за то, что Сергей мог не выдержать и ввязаться в бой. Тогда все было бы напрасно.

— Костя, разливай, — командует пришедший в себя Ненашев. — Сейчас, Андрей, мы будем пить за тебя стоя. И не смей возражать!

Но возразить я не успеваю. Тяжелый взрыв затыкает мне рот и расплескивает самогон из кружек. С потолка сыплется земля. Тут же гремит еще один взрыв, за ним — третий, четвертый. Командиры хватаются за оружие, надевают каски. В блиндаж врывается сержант:

— Товарищ капитан! Немцы! Танки!

— Сколько их?

— Трудно разглядеть, далеко еще, и пыль мешает. Идут прямо на нас.

— По местам! К бою!

Комбат надевает каску, хватает бинокль и, проходя мимо меня, говорит:

— Ты же говорил, они раньше утра не начнут!

— Ничего не понимаю, — бормочу я, пожимаю плечами и выхожу из блиндажа вслед за комбатом.

Глава 19

Dun. Dismayed not this our captains, Macbeth and Banquo?

Cap. Yes; As Sparrows eagles, or the hare the lion!

W.Shakespeare

Дункан: И что ж, скажи, он этим устрашил командующих — Банко и Макбета?

Капитан: Да, устрашил, как воробьи — орлов и заяц — льва!

Шекспир (англ.)

Мне с Афгана не приходилось бывать под обстрелом. С отвычки жутковато и кажется, что все снаряды и все пули летят именно в меня. Но я быстро вспоминаю старую солдатскую мудрость: свою пулю не услышишь, и артиллерист в тебя никогда не попадет, потому как он тебя не видит. Нельзя сказать, что я перестаю обращать внимание на свист и разрывы, но они уже не мешают мне видеть и правильно оценивать обстановку.

Ненашев стоит на КП батальона и, опершись локтями о бруствер, смотрит в бинокль. Он сердито выговаривает сержанту:

— Не так уж они и далеко! Ты их даже не рассмотрел как следует, сразу ко мне побежал. Теперь опять побегаешь. Дуй в шестую роту, передай Алмазову: огня не открывать ни в коем случае. За каждый выстрел с него лично взыщу. Сенченко! Ты — к танкистам. Пусть сидят и без синей ракеты не дергаются. Да и по ракете — не больше двух! Кирилл! Есть связь с противотанковой?

Связист подает ему трубку.

— Ольха! Я — Судак! Все нормально, справимся сами, вы помалкивайте.

Отдав трубку, он обращается к лейтенанту с артиллерийскими эмблемами:

— Борис! Только двумя орудиями и только наверняка. Понял?

— Как не понять!

— Беги!

Лейтенант убегает по ходу сообщения, а я подхожу поближе. Нас атакуют пять танков и батальона два пехоты на бронетранспортерах. Танки уже довольно близко. Вот и пехота начинает спешиваться. На атаку основных сил Гудериана это не похоже.

— Разведка боем! — догадываюсь я.

— Верно! — соглашается Ненашев и тут же спохватывается: — А ты что здесь делаешь? Марш в блиндаж!

— Не командуй, будь другом.

— Правильно, приказывать тебе не имею права, но прошу. Нечего тебе здесь делать. Не твое это дело, пойми! Такие, как ты, там нужны, — он показывает в небо, — а не здесь. Знаю, ты мужик смелый. Но кому сейчас нужна твоя смелость? Шальная пуля, случайный осколок и — привет! А у тебя даже каски нет.

— Вот ты бы на правах хозяина и побеспокоился.

— А ну тебя! Башир! Сбегай в блиндаж, принеси летчику каску.

Бой между тем разгорается. Танки приближаются, ведя непрерывный огонь из орудий и пулеметов. С бронетранспортеров тоже бьют пулеметы, поддерживая пехоту, которая идет за танками густыми цепями. Пули все гуще свистят над головой и все чаще чмокают в бруствер. Наши пулеметчики тоже ведут огонь по немецкой пехоте, но та умело прикрывается танками.

Неожиданно совсем рядом звонко бьет противотанковое орудие, тут же еще одно. “Сорокапятки” открывают беглый огонь, в упор. Один танк загорается, но четыре других продолжают атаку. Снаряды высекают на лобовой броне танков фиолетовые искры и рикошетят.

Немецкие артиллеристы продолжают кидать снаряды. Сзади грохочет взрыв, и пробегающий по траншее боец спотыкается и падает в пяти шагах от нас. Наклоняюсь над ним. Он тяжело дышит, на губах кровавая пена, а по лопаткам расползается темное пятно. Я узнаю в нем парня, который хотел взять меня в плен.

— Разрешите, — меня отстраняет подбежавший санитар.