Хроноагент

“Смотри, еще один коммуняка!”, “Летун!”, “Афганец” б… с орденом!”, “Из тех, что “Белый дом” бомбить хотели!” “Тебя в Афгане духи пощадили, ну от нас, б…, не уйдешь!”.

Драка разгорается. На первом экране мелькают озверевшие морды, перекошенные злобой и страхом одновременно. Андрей действует профессионально, мерзавцы откатываются от него как кегли. Впрочем, крепко достается и ему. Прохожие по-прежнему не вмешиваются.

Я обращаю внимание, что на первом экране изображение часто перемещается, охватывая практически все триста шестьдесят градусов — сказывалась привычка летчика-истребителя: видеть все, что происходит за спиной. Старик тем временем медленно поднимается с асфальта, вытирая кровь, заливающую ему глаза. Вдруг на первом дисплее лицо старика фиксируется, и тут же дисплей освещается ярким светом и гаснет. На нем мелькают какие-то символы. На втором дисплее видно, как один из подонков сзади ударил Андрея по голове арматурным прутком. Андрей падает на землю… Мразь мгновенно разбегается.

Андрей лежит на мостовой, а старик сидит рядом, весь в крови, своей и Андрея, держит на коленях его голову и кричит, просит: “Парень! Не умирай, парень! Мы им еще покажем! Эта мразь не навсегда! Парень, не умирай!.. Люди, вызовите же “Скорую”! Лейтенанта ранили!” А кровь из раны на голове уже не бежит, а на первом дисплее загорается надпись: “Матрица считана”…

В этот момент второй экран показывает лицо старика крупным планом, и я немею, я узнаю его. Это Серега Николаев, постаревший на пятьдесят лет! Так вот что ошеломило Андрея — он тоже узнал старого друга.

Магистр что-то переключает, и на экране возникает холл какого-то здания, крупно появляется лист ватмана с моей фотографией в траурной рамке и текстом:

“11 сентября 1991 г. трагически погиб летчик второго отряда летно-испытательного комплекса ст. лейтенант Коршунов А.Н.”

Дальше я не читаю. Все ясно и так.

— Похороны показать? — спрашивает Магистр.

— Излишне.

— Теперь понимаешь, что тебе в свое время дорога закрыта?

— Не совсем. Ведь можно перенести меня в десятое число, и я просто не пойду по этой улице или вовсе не приеду в Москву…

— И позволишь этим мерзавцам безнаказанно изувечить фронтового друга?! Не верю. Ты туда не только сам прибежишь, но еще с десяток друзей приведешь! Ну а вообще, это несерьезно. Нельзя посылать человека в прошлое состоявшейся реальности. Я уже говорил, что это вызывает схлопывание времени. В данном случае образуется временная петля между 10 и 11 сентября, а это — катастрофа для твоей фазы.

— Нельзя ли подробнее? Может быть, этого можно как-то избежать?

— К сожалению, подробности слишком сложны. Придется тебе поверить на слово. Впоследствии я дам тебе посмотреть на то, что творится в закольцованной фазе. Сейчас твои нервы этого просто не выдержат. Ну, это к слову. Ты понял, что тебя в твоем времени уже нет?

Я задумываюсь: “Да, меня в моем времени уже нет. Эх, Андрей, Андрей, как это ты так неаккуратно лишил меня последнего шанса поспорить… Хотя какая уж тут аккуратность… С другой стороны, чья бы корова мычала, сам-то я не больно аккуратно обошелся с его жизнью в 41-м… А что, если…”

— А что, если мне вернуться в 41-й год?

— То есть? Ты ведь там тоже погиб.

— В таких делах всякое может случиться. Отбросило меня взрывной волной, вот и уцелел…

Магистр до того ошарашен, что даже не сразу находит, что сказать. Раза два он беззвучно, как выброшенная на берег рыба, открывает рот, наконец его прорывает:

— Андрэ! Опомнись, от твоего тела даже похоронить нечего, ты же на атомы разлетелся. Да если бы и случилось так, как ты говоришь, что там было взрывной волне выбрасывать? То, что у тебя ноги заживо сгорели, я не сомневаюсь. Так куда нам тебя вселять прикажешь?

Я с сомнением качаю головой. Магистр свирепеет:

— Ну, не хотел я этого, думал поберечь твои нервы, но раз ты такой настырный, смотри!

Он пробегается пальцами по клавиатуре.

— Запись фазы 136/2415-1801 DC от 26 октября 1941 года, объект наблюдения: Андрей Алексеевич Злобин, капитан ВВС.

Снова загораются два экрана. У меня подкашиваются ноги, и я сажусь прямо на пол.

— Смотри, смотри! — орет Магистр. И я смотрю, смотрю на свой последний бой в небе над Рославлем.

Все-таки Магистр в какой-то мере садист. В течение суток дать человеку третий раз пережить свои последние минуты — это уже слишком.

Вот она, воздушная свалка… вот на первом экране в хвост “пешке” заходит “мессер”, и тут же он начинает резко увеличиваться, а на втором экране видно, как мой “Як” вываливается из строя и идет на перехват. На первом экране “Мессершмит” вот-вот откроет огонь по “пешке”, а через мое левое плечо виден второй “мессер” у меня в хвосте, уже довольно близко. А на втором экране он в еще более опасной позиции, чем я тогда это оценил. Крик Шорохова, перекрывающий рев мотора: “Андрей! “Мессер” в хвосте! Мне не достать! Уходи!”, мой ответ: “Вижу. Спокойно”.