Хронобеллетристика, коммерческие историки и фольк-хистори

Итак. Коммерческий историк пишет от первого лица. Он ведет дружеский разговор, доверительно делится сведениями, почерпнутыми откуда придется. Для убедительности обильно приводит подходящие цитаты. Годится и голая риторика передовиц "Правды", и ничем не подкрепленные высказывания мемуаристов, и ссылки на тексты других коммерческих историков, и просто: "Один мужик рассказал..." Особый документализм придают номера воинских частей, фамилии командиров и даты. Подается все это с иронией, переходящей в сарказм. Если какие-то широко известные документы противоречат авторской концепции, они объявляются подделкой. Если какие-то документальные подтверждения концепции отсутствуют, следует заявить, что они были, но их коварно уничтожили. Отдельный прием -- апелляция к обыденному сознанию и простейшим логическим построениям: "Если Гудериан строит бетонные коробки по берегам пограничной реки, то это совсем не означает, что он намерен обороняться. Нет, это означает нечто совсем противоположное. Если Жуков демонстративно строит точно такие же коробки по берегам тех же самых рек, что бы это могло означать?" (1) Читатель подталкивается к "озарению", к "сотворчеству". Некритично настроенные дилетанты на подобные приемы ловятся безотказно. Итогом всех этих построений должно стать "развенчание" каких-то общеизвестных событий, перемена их оценки на прямо противоположную. Сенсационность необходима для произведения масскульта.

Этот творческий метод использует и другой известный коммерческий историк -- Борис Соколов. Тем более, что он тоже пишет о второй мировой войне. В многочисленных публикациях он с легкостью доказывает, что маршал Жуков вовсе не был гениальным полководцем, а, наоборот, бездарностью; что Великую Отечественную удалось выиграть только благодаря американскому ленд-лизу; что Александр Матросов никакой амбразуры не закрывал своим телом и т.д. Мне особенно нравится его версия встречного танкового боя под Прохоровкой во время Курской битвы. Вот как он пишет об этом в предисловии к своей книге "Тайны второй мировой" (М., "Вече", 2000): "На самом деле 2-й немецкий танковый корпус СС, противостоявший советской 5-й гвардейской танковой армии под Прохоровкой, безвозвратно потерял только 5 танков (...), тогда как безвозвратные потери только 3-х корпусов 5-й гвардейской танковой армии составили, по данным советских донесений, совпадающих в этом случае с немецкими, не менее 334 танков и самоходных орудий." (2) Это замечательный образец "кухонной" полемики, когда названы номера соединений, есть ссылка на донесения сразу обеих воюющих сторон и стремление открыть глаза потрясенному собеседнику. Как-то даже неудобно сомневаться в правдивости автора, тем более, что эти сведения он почерпнул у немецкого историка Фризера, который в свою очередь нашел их в германских архивах. Для большей достоверности эта история подкреплена "устным преданием со слов очевидцев", будто Сталин за поражение под Прохоровкой едва не отдал под суд командующего армией П.Ротмистрова. Нераскрытой осталась лишь одна маленькая тайна: почему доблестные германские танкисты за три дня боев так и не смогли преодолеть полтора десятка километров, отделявших их от Прохоровки.

Соколову не хватает обстоятельности, он слишком тороплив. С другой стороны, повышенный спрос требовал немедленного удовлетворения. Солидные газеты и журналы охотно печатали его статьи, а массовый читатель с удовольствием это потреблял. Но ситуация в стране изменилась, изменились и запросы масс. Явно обозначилась прямо противоположная тенденция: зачем нам бесславное прошлое, если славное гораздо приятней. Россия явно возрождается, и гораздо комфортней чувствовать свою сопричастность великому прошлому.

Самое великое прошлое нам гарантируют хронобеллетристы. Термин мне показался наиболее подходящим для обозначения этого своеобразного явления. Я имею в виду авторов различных хронологических теорий: А.Фоменко и Г.Носовского с их "новой хронологией", С.Валянского и Д.Калюжного с "хронотроникой" и т.п. К истории их произведения имеют косвенное отношение, это чистая филология, не замутненная излишним знанием, взятая на самом примитивном дилетантском уровне. Поскольку авторы не филологи, их не мучают сомнения, и пишут они тоже не для филологов, тем более не для историков, а для читателя массового. Тиражи книг, выходящие в коммерческих издательствах, об этом недвусмысленно говорят.