Хронография

В сем году Никифор законом воспретивший всем брать рост, обратил особенный безбожный надзор над христианами, приказал платить с лошадей, со стад, с плодов, делал несправедливые отнятия имений, полагал пени, брал пошлины с кораблей и умышлял другие бесчисленные утеснения, коих сокращенное описание тягостно для желающих знать историю в кратком обзоре. 1-го числа октября месяца, в третий день недели, какой-то неизвестный человек, в виде монаха, выхватив у воина из ножен меч, вбежал во дворец и искал убить Никифора. Двое из окружающих стражей, которые прибежали и напали на него, жестоко им ранены. Его схватили, долго мучили, но он показывался беснующимся и никого не оговорил. Царь велел посадить его в колодки вместе с прочими бесноватыми, и многие видели в этом предзнаменование великого несчастья, как для правителей, так и для подданных, как это случилось и при нечестивом Нестории. Ники-{358}фор был пламенным другом манихеев, называемых павликианами и афинганов, живущих во Фригии и Ликаонии близ отечества его, прибегал к гаданиям их и жертвам, и когда Варданес, патриций, восстал против него, то он, призвавши их, с помощью их чародейств покорил его. Он привязал быка над ямою рогами за железный столп, наклонивши его к земле, ревущего и в грязи валяющегося приказал убить, платье же Варданеса, осыпав жертвенною мукою, свернул, и употребивши наговоры, одержал победу; так Бог попустил по множеству наших грехов. Между тем манихеи получили позволение жить в столице, и беспрепятственно пользоваться всеми правами, и многие из слабоумных заразились беззаконным их учением; в Ексакионе (шестистолпии) явился некто Николай, лжепустынник, с своими последователями, они богохульствовали против православного учения и против досточтимых икон; Никифор предался им и огорчал архиерея и всех по Боге живущих: часто он негодовал на обвинения сих против еретиков, радовался несогласиям их между собою, смеялся над всяким христианином, любящим ближнего, как извратитель заповедей Божьих; особенное старание его было возбуждать между христианами справедливые и несправедливые тяжбы в уголовном суде Мангавры, чтобы никому не дать времени оглянуться на злодейства его. Военным начальникам приказал обходиться с епископами и церковниками, как с рабами, самовластно отставлять их от епископств и от монастырей и отбирать их именья. Он порицал тех, которые издревле приносили Богу златые и серебряные сосуды, и объявил свою волю, что можно осквернять общественным употреблением церковную святыню, как Иуда думал о мире[*] Господнем. Всех бывших до него царей порицал, как несведущих в правлении, Провидение вовсе отвергал, и говорил, что нет никого могущественнее государя, только бы успел он править сильно и осторожно. Но Богом убитый он обманулся, осуетился в помыслах своих. В феврале месяце того же 4 индиктиона в первую субботу великого поста сарацины встретились в Евхаите с Леоном, военачальником армян, который вез жалованье легиону, отняли это жалованье и множество воинов взяли в плен. Но и тут не научился Никифор умерить свое любостяжание. Презревши столь великие уроки этот новый Ахав, ненасытнейший Фаларида и Мидаса, обратился с оружием против болгар, и с сыном своим Ставракием в мае месяце, выступивши из столицы, приказал Никите, патрицию и генерал-счетчи-{359}ку увеличить общественные налоги на церкви и монастыри и востребовать с домов начальников за восемь лет вперед налоги. Много было слез. Однажды обличаемый искренним своим слугою Феодосием, сыном Саливара патриция, который говорил ему: государь, все вопиют против нас, и в день искушения все возрадуются нашему падению. Никифор отвечал ему: «если Господь ожесточая ожесточил сердце мое, как Фараона, то какое благо может быть для подданных моих? От Никифора, Феодосий, не ожидай ничего, кроме видимого тобою. Это Бог знает». Я сам слышал это от Феодосия живым его голосом. Собравши войско не только из Фракии, но и забосфорские легионы, бедных на собственном их иждивении, вооруженных пращами и палками, которые со всем войском проклинали его, он пошел в Болгарию. Круммос, устрашившись столь многочисленного войска, когда оно находилось еще в Маркеллах, просил мира. Но Никифор не согласился, увлеченный и собственною своею злонамеренностью и внушениями единомысленных своих советников, и после долгих обходов неприступных мест, бросаясь в опасность сам этот робкий храбрец наконец вступил в Болгарию 20 июня месяца при восхождении самой роковой звезды пса, и часто восклицал: кто пойдет и обманет Ахава? Пусть теперь привлекает все Бог или противник его. Пред вторжением его, Византий, наперстник его и домочадец из Маркеллов перебежал к Крумму, похитив царскую одежду и сто литров золота, и многие принимали это бегство к несчастию Никифора. В продолжении трех дней, после первых легких сшибок, он думал, что счастье ему сопутствует, но не Богу, споспешествующему приписывал победу, но проповедывал только счастье и мудрость Ставракия и грозил начальникам, которые препятствовали входу его. Он без милосердия приказал убивать и скотов, и детей, и всякий возраст и без погребения оставлял трупы единоплеменников своих, заботясь только о собирании добычи, наложил замки и печати на сокровищницы Крумма, и сберегал, как собственные свои. Отрезывал уши и другие члены у христиан, которые касались до оставшегося на трупах платья и других вещей. Сжег дворец Круммоса, который между тем весьма унижался и объявлял: ты победил; итак возьми, что тебе угодно и ступай себе с миром. Он же, враг мира, не принял его, и Круммос, разгневанный этим, послал заградить деревянными укреплениями все входы и исходы в страну сию, и таким образом обезопасил себя. Никифор, узнавши о том, тотчас как сумасшедший ходил, {360} и сам не знал, что ему делать и находившимся при нем так говорил о гибели своей: хотя б мы были крылатые, и тогда никто не надейся избежать смерти. Такие приготовления продолжались два дня пятой и шестой недели; в ночи же субботы, шум, тревоги и вооруженные воины около Никифора и свиты его и слышанные распоряжения неприятельских рядов у всех подкосили ноги; пред рассветом варвары подошли к шатру Никифора и его вельможей, и жалким образом убили его; в том числе убит Аэций патриций, Петр патриций, Сисинний патриций, Трифилл, Феодосий патриций, Саливарас, причинивший много горестей и зол блаженной Ирине, градоначальник патриций, Роман патриций и военачальник восточных сил, и много других главных оруженосцев, легионных начальников. Убит начальник стражи, друнгарий царской стражи, военачальник Фракии и многие другие с бесчисленным множеством воинов; тут погибла вся красота христианская. Все оружие, вся царская утварь достались в руки врагов. Не приведи Бог, христианам еще когда-нибудь читать столь печальные известия, какие получены в тот день; столько было слез тогда! Это случилось 25 числа июля месяца индиктиона 4-го. Главу Никифора, отрубивши, Круммос, на несколько дней выставил ее вонзенную на кол, напоказ приходящим к нему народам и на поругание. Потом, снявши ее, и очистивши череп, обделал его в серебро, и величаясь заставлял пить из ней славянских начальников. Когда в один день осталось столько вдов и сирот, и плач был неукротимый, тогда убиение Никифора для многих служило утешением. Каким образом убит он, никто из спасшихся не мог рассказать с точностью. Одни говорят, что сами христиане закололи его, когда он упал. Женоподобные слуги его, с которыми он и спал, одни погибли в пожаре вала, другие от мечей вместе с ним. Христиане никогда так не страдали, как под правлением Никифора; он превзошел всех прежде его царствовавших любостяжанием, распутством и варварскою жестокостью. Если б я изобразил только одну часть его жестокости, то для потомков показалось бы невероятным, да и для меня тяжело, но по пословице: по воскрилию видна целая риза (ткань). Сын его Ставракий опасно ранен в спину с правой стороны, едва жив вышел из сражения и пришел в Андрианополь сильно страдая от раны, Стефан, патриций и начальник школ и Феоктист магистр провозгласили Ставракия самодержцем, который говорил к спасшемуся войску против родного отца; воины весьма обрадовались этому. Между тем придвор-{361}ный сановник Михаил без вреда спасся от поражения; друзья просили его согласия, чтобы провозгласить его царем, но он не согласился по причине присяги данной Никифору и Ставракию; этому воспротивился и Стефан, начальник школ в надежде на жизнь Ставракия; но Феогност магистр более наклонялся к царствованию Михаила. Ставракий от испущения кровавой мочи чрезмерно высох в лядвиях и в ногах, и на носилках принесен в Византию. Усердствуя ему, Никифор патриарх советовал молиться Богу, и утешить тех, которые ограблены отцом его; наследник родительского имения и сердца отвечал ему, что он не может выдать более трех талантов; но это было ничто пред грабежами его; но тут он медлил надеясь остаться в живых. Имея непреклонный характер отца, он слишком часто осыпал ругательствами Феоктиста магистра, Стефана, начальника школ и Михаила царедворца юношу, отклонил от себя и сестру свою Прокопию, за то что будто бы она по внушению Феофаны царицы злоумышляла против него. Эта несчастная по примеру святой Ирины надеялась овладеть царством, хотя была бездетна. Ставракий, видя себя без надежды на жизнь, старался предоставить престол супруге своей, или в дополнение к прежним бедствиям ввесть между христианами демократию. Ужаснулись этого и патриарх Никифор, и Феоктист магистр, и Стефан, начальник школ, из великой вражды выступили в великую дружбу между собою, и в конце октября месяца 5-го и индиктиона соединились с Михаилом юным царедворцем. Ввечеру 1-го числа октября Ставракий призвал к себе Стефана начальника школ и вспросил, как бы можно привесть Михаила зятя его из его дома и ослепить? Стефан сказал, что в это время это невозможно по причине великой стражи около его, и потому что местоположение дома его защищает его; и Ставракий просил его не сказывать никому слов его. Стефан убедительными словами уговорил его, чтоб он был спокоен, и во всю ночь собирал остатки легионов на крытом гипподроме с начальниками их, чтобы провозгласить царем Михаила. Поутру весь сенат собрался во дворце, и провозгласили его царем, как будет сказано по порядку. Никифор патриарх потребовал от Михаила собственноручной записки о православной вере о том, чтобы не обагрять кровью руки христиан также о священнослужителях, монахах и вообще о приписанных к церкви, чтоб освободить их от телесного наказания. {362}