Хрононавигаторы

- Прежде всего, интересна лава, - сказал Кнудсен. - Она слабо радиоактивна. Воды на Гефесте немного, но в лужицах найдены живые клетки, не организмы, но все же жизнь! Все благоприятствовало здесь творению жизни - теплота, влажность и радиоактивность! Ты помнишь, конечно, геохимика Владимира Вернадского, он ближе к твоей профессии, чем к моей. Вернадский, я читал, относил слабую радиоактивность к синтезаторам жизни, а радиоактивность сильную - к ее губителям. Гефест открыли два века назад, но что это такое горнило непрерывно возникающей и непрерывно гибнущей жизни, узнали недавно. Пятнадцать лет назад сюда послали экспедицию в составе вулканолога Хидаки Ясуко, его сына Алексея Ясуко и руководителя, которого пока не назову. Хидаки было сорок лет, Алексею - шестнадцать, руководителю тридцать семь. Хидаки был мужем Марии Вильсон, Алексей - ее сыном. Во время одного из вулканических выбросов Хидаки и его сын погибли, руководитель даже ранения не получил. Он видел, как мальчика взметнуло вверх огненным факелом. И мальчик кричал, все кричал из пламени! Что до отца, то он сразу провалился в кратер. Расследование показало, что огнеупорные костюмы вулканологов были недостаточно надежны - их конструкцию пришлось перерабатывать.

Бах в негодовании воскликнул:

- Как руководитель экспедиции мог потом смотреть в глаза жене Ясуко?

Кнудсен спокойно сказал:

- Ты прав, он не мог смотреть ей в глаза. Он был так страшно, так непростимо виноват перед ней!

Бах вдруг сообразил, зачем Кнудсен привел его в музей.

- Руководителем экспедиции был ты?

Кнудсен продолжал:

- Я должен кое-что добавить к обстоятельствам трагедии. Руководитель был с детства дружен с Марией, а в юношеские годы дружба превратилась в любовь. Односторонне превратилась, только у него. Мария и слышать не хотела о других отношениях, кроме дружеских. А затем появился Хидаки Ясуко - обаятельный человек, умница, талант. Женщины в него влюблялись, мужчины считали радостью общение с ним. Это была удивительная пара - Мария и Хидаки! Семнадцать лет они прожили вместе - и каждый день был днем внимания и любви.

- Руководителем экспедиции был ты? - повторил Бах.

- Руководителем был я, Миша. Так захотели в Совете Космоса - я считался хорошим астронавтом и геофизиком. Я обрадовался назначению, мне хотелось после долгих лет отдаления от Марии хоть служебно приблизиться к ее семье. Прежней любви уже не было, ничто не могло помешать нашей дружбе.

- Мария верила, что ты преодолел прежнюю любовь к ней?

- У нее не было оснований думать, что я лгу. Перед нашим отлетом на Гефест она сказала: "Анатолий, я вручаю судьбу моего сына и моего мужа в надежные руки".

- Что ты сделал после возвращения с Гефеста?

- Что я мог сделать? Она уже знала о трагедии. Следственная комиссия установила, что моей вины в катастрофе нет - неожиданный взрыв вулкана произошел в спокойном месте Гефеста, приборы прогнозировали здесь длительное спокойствие.

- У тебя был разговор с Марией после возвращения на Землю?

- Я ее не видел. Она улетала на Латону, оттуда на Уранию: ей предложили заменить Глесстона, - директора геноструктурной лаборатории, тот ставил слишком уж жестокие эксперименты. В общем, никаких объяснений в связи с трагедией на Гефесте у нас не было.

- Но ведь ты сам вскоре прилетел на Уранию. Ты не мог не встретиться с Марией. Надо было объяснить ей свою невиновность!

- Выводы комиссии она читала. Повторять их своими словами? И я не сразу полетел на Уранию, я больше года провел на Земле. Геофизика мне опротивела. Об экспедициях на планеты, охваченные вулканическим жаром, я и думать не мог. На Землю прилетел Чарльз Гриценко. Он рассказывал о своих экспериментах с фазовым временем в атомных процессах. Ты его знал - он истинный златоуст! И я понял: надо проситься в ученики к творцу науки о трансформациях физического времени. Чарльз, как и ты, Миша, был любителем поэзии. Когда я завершил стажировку, он приветствовал мое превращение из геофизика в хрониста прекрасными словами древнего поэта:

... Когда великий Глюк

Явился и открыл нам новы тайны,

Глубокие, пленительные тайны,

Не бросил ли я всё, что прежде знал,

Что так любил, чему так жарко верил,

И не пошел ли бодро вслед за ним,

Безропотно, как тот, кто заблуждался

И встречным послан в сторону иную?

- Так ты очутился на Урании?

- Так я очутился на Урании. Не знаю, что думала Мария о моем появлении у Гриценко, но встретиться со мной не пожелала. Мы иногда виделись в столовой, на ученых советах... Пятнадцать лет прошло с катастрофы на Гефесте, пятнадцать лет мы живем с Марией на одной планете, но не помню случая, чтобы мы перекинулись больше, чем двумя-тремя равнодушными словами: "Здравствуй, Мария!", "Добрый день, Анатолий!"

- Она сохраняет такую вечную вражду к тебе?

- Вражды нет. Она безразлична ко мне. Она смотрит не на меня, а сквозь меня. Ей нужно усилие, чтобы заметить меня.

- Может, она и к другим так относится?

- С другими она иная. Она строга, но приветлива. Я один обладаю грустной привилегией не существовать для нее.