Перед тем как уснуть, на той тонкой границе перехода, передо мной проплывают какие–то лица: они молодые и старые, улыбчивые и злые, хохочущие мне в лицо и рыдающие рядом о чем–то своем. Я не слышу их голоса, я только вижу проплывающие картины. Засыпаю и продолжаю спрашивать уже во сне: «Кто вы? Зачем приходите ко мне?» Иногда они грозят мне пальцем и смеются, как будто хотят сказать: «Ты и сама всё прекрасно знаешь: мы такие же реальные, как ты, скрывающая нас в себе, а мы хотим жить, жить, жить…»
Я просыпаюсь на слове «жить». Здесь у меня оно ассоциируется с деревом, на котором растут большие розовые цветы, похожие на привычные лилии. Оно усеяно ими, листьев на нём меньше, чем цветов. Я увидела его впервые по дороге к литературному кафе, которое отыскала совершенно неожиданно в этом маленьком городке. Зачем оно там было и что в нем было литературного, кроме шкафа с книгами? Предположить, что в этом месте собирались писатели, было сложно (сколько же здесь литераторов на три тысячи населения?). По крайней мере, я не видела в этом кафе ничего особенного, за исключением пары музыкальных выступлений каких–то неизвестных групп: парни били по струнам гитар и что–то пели в основном на английском, рассчитывая на слушателей–иностранцев, отдыхающих здесь. Собственно, меня привлекло не название и не жажда общения с мастерами пера, а простая, сермяжная потребность выжить, то есть меня там покормили нормальной едой. Распространенной пищей в городке была булка с мороженым, вернее, мороженое в булке – сицилийский кулинарный шедевр, и пицца. Ни то ни другое не входило в мой обычный рацион. Я попробовала, конечно, но в первом случае было приторно–сладко и жирно, во втором – не было сил и желания вгрызаться в корку чуть пригоревшего теста с чем–то намазанным сверху (в Питере пицца мне попадалась вполне съедобная). А поданная рыба в ресторане при отеле (он же был и единственным рестораном в этом городке) оказалась сожжена, правда наполовину, и девушка, которая мне принесла это, старалась соскоблить кусочки рыбы со шкурки, делая вид, что именно так и нужно подавать и именно так нужно готовить эту рыбу. Вообще–то, я была в курсе, что и как, потому что точно такую же ела на Крите и очень вкусно приготовленную. Но здесь этот случай отбил у меня желание к продолжению экспериментов на своем желудке за мои немалые деньги.
В литературном кафе меня кормила девушка, сбежавшая из Украины в 2014 году, когда там начался весь этот майдан головного мозга. Ей было куда бежать – к своей маме, которая к тому времени уже 10 лет как жила в Италии, будучи замужем за итальянцем и не собирающаяся возвращаться назад в ту страну. Да и родилась она под Мурманском, так что украинка из неё примерно, как из меня. Но дело не в этом, мы не обсуждали с ней творившийся там беспредел, потому что она давно жила другой жизнью, да и мне было странно говорить об этом в таком чудном месте. Она и по–русски говорила вначале уже с итальянским акцентом, потом как–то разговорилась – вспомнила… И сама женщина, и её дочь оказались людьми хорошими, и это меня спасло от граниты, пива и вина, которое здесь дешевле, чем вода. Оксана и Яна (ее дочь) были, как мне показалось, теми немногими людьми, которые вообще работали в этом раю беспечности и вечного отдыха. Нет, вру, там ещё был один большой магазин, я наизусть выучила время его работы, потому что покупала в нем фрукты, сыр, воду и другое. Функционировал он смешно: с 10:00 до 13:00, затем перерыв до 16:30 и работа до 18:00. Но так было не каждый день: только в понедельник и вторник, а в среду, четверг и пятницу магазин действовал только с 10.00 до 13:00, а в субботу и воскресенье – заслуженный выходной. От чего отдыхали эти люди, я так и не поняла. Местные жители торчали с восьми утра на пляже с детьми в количестве 4–5 человек. Привозили и увозили их на машине под радостные визги.