Читаем Хруп Узбоевич полностью

Но я нигде и признака ни дома, ни даже избушки не видела. Среди ровного, покрытого травой пространства, на холмочке помещалась одна только крыша, точно снятая с избы, да и крыша-то была вся сделана из прутьев и соломы. Возле этой крыши трава была смята и точно нарочно утоптана. Это был, как я теперь догадываюсь, ток, подготовленный для молотьбы разных хлебов. Неподалеку от этого удивительного для меня тогда места я увидела какие-то огромные кучи соломы, оказавшиеся впоследствии полными прекрасного зерна в колосьях. Поблизости серебрилась узенькая речка, выглядевшая очень печальной после нашей чудной и тенистой лесной реки. Но самое удивительное было то, что это унылое место было прекрасно населено.

По крайней мере, о том можно было судить по массе народа, обступившего моего старика. Это были, должно быть, все его знакомые, так как между ними и стариком завязалась длинная, мало интересная мне беседа о погоде, хлебе и каких-то машинах. Я была рада, что приехала и освободилась от несносной тряски. Заговорившись с знакомыми, старик не скоро вспомнил обо мне и только к вечеру положил мне в клетку хлеба и втиснул какую-то жестянку с водой. Это мне не понравилось. Очевидно, я уже не занимала старика так как раньше; у него было дело поважнее ухаживанья за мной. Полагаю, что этой одной мысли было достаточно, чтобы я начала придумывать, как выйти из такого неприятного положения: отсиживать какой-то срок привыкания к месту в неуклюжей и неудобной клетке.

Я переисследовала подробно всю тюрьму и нашла, что она не из крепких: что-нибудь надумать можно… Я вовсе не имела намерения расставаться со стариком и вовсе не думала о бегстве. Мне хотелось только освободиться. Но все произошло иначе, чем я предполагала.

Изучая клетку, я заметила, что решетка у моего оконца была вся поломанная, заржавевшая. Я попробовала отогнуть один надломившийся прутик; для этого я зацепила его своими резцами и, упершись лапками, потянула к себе. Прутик легко подался, и отверстие решетки стало вдвое шире. Это меня ободрило, и я начала искать другого такого же надломленного места в моем оконце. Я их, действительно, скоро обрела, но они были как-то неудобно расположены. Отверстия, правда, увеличились вдвое, но я не могла наотгибать прутьев так, чтобы все отогнутое пришлось на одно место и образовало бы одну общую дыру. В моей работе помог случай, которого я совсем не могла ждать.

Ящик мой все еще стоял на телеге. Кто-то, роясь в ней, двинул сундуком старика. Сундук стукнул по ящику и своим углом попал прямо в мое окно. Я еле успела отскочить, иначе получила бы неприятный удар в нос. Угол сундука вошёл частью в клетку, прорвав решетку, уже надломленную моими подготовлениями. Вслед затем тот же человек, возясь у сундука, вновь выдвинул угол его из оконца ящика, затем… все успокоилось. Мне оставалось только расширить прорванное углом отверстие новыми отгибаниями, что я с успехом и выполнила.

Итак, выход был для меня свободен, и я решила воспользоваться этим, чтобы сделать маленькую разведочную прогулку. Повторяю: у меня и мысли не было бежать.

Тихонько выбравшись из ящика, я пролезла между ним и сундуком и выползла на край телеги.

Вечер кончался… Никогда небо не казалось мне таким огромным, а закатывающееся солнце таким красным, как в эту минуту. Кругом было много простору, и во все стороны, даже за резко выступающими кучами, расстилалась одна только ширь и волнистая даль. Ни признака дерева или кустика даже возле потемневшей речки. Но это был только обман, так как речка, как оказалось, текла в оврагах, где я потом нашла и кустики и даже хорошие кусты.

Откуда-то веяло теплым ветерком, но нет-нет и его сменяла струя прохладная.

Дневной шум стихал. Люди, раньше толпившиеся и ходившие кругом с делом и без дела, теперь забрались под крышу и, должно быть, ложились спать, судя по тому, что я видела мало сидящих фигур.

Неподалеку тлели угольки под торчавшими рогульками обгоревшего, воткнутого в землю, сломленного сука.

Я повела носом и стала медленно пробираться по краю телеги, ища места спуститься. Удобнее всего было это сделать у колеса, на холодный железный обод которого я и спрыгнула. Спустившись кое-как по одной из спиц, я сползла к середине колеса, а оттуда соскочила на землю.

— По возвращении таким же образом поднимусь наверх! — подумала я и, оглянувшись на телегу, чтобы лучше ее заметить, побежала по ровному месту к кучам соломы.

Там я нашла большое оживление, которое перешло вдруг в смятение при моем неожиданном прибытии. Всюду сновали мои родственницы-мышки, такие же, как в лесные, только с более короткими ушками и с полосками по спинке.

Я застала мышей за спешной работой: они ловко шелушили зерна из колосьев, надерганных ими из куч и куда-то их утаскивали. Впрочем, большею частью они тащили целыми отгрызенными колосьями. И такую деятельную работу я встретила в каждой куче и почти в каждом ее углу. При моем приближении маленькие создания или бросались врассыпную, или притихали, оставаясь на месте.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже