Хрупкая душа

Над дверью звякнул колокольчик, вошла какая-то дама. Под облегающим леопардовым пальто обнаружилось еще более облегающее ярко-розовое платье. Из-за таких вот нарядов прокуроры обычно и просерают дела об изнасилованиях.

— Прохладно на улице, — сказала она, усаживаясь на табурет рядом со мной.

Я не отрывал взгляд от дна своего пустого бокала. «А ты попробуй одеваться — может, согреешься», — подумал я.

Томми вручил мне новую порцию и обратился к женщине:

— А вы что будете?

— «Грязный» мартини, — сказала она и улыбнулась мне. — Вы не пробовали?

— Не люблю оливки, — ответил я, прихлебывая пиво.

— Я люблю высасывать перец, — призналась она, распуская волосы. Золотистые кудри хлынули ей на спину рекой. — Как по мне, пиво на вкус не лучше наполнителя для кошачьих туалетов.

Я рассмеялся.

— А вы пробовали?

Она вскинула бровки.

— А у вас разве не бывало так, что смотришь на что-то — и точно знаешь, какой у него вкус?

Она же сказала «что-то», верно? Не «кого-то», а «что-то»…

Я никогда не изменял Шарлотте. Даже мысли не возникало. Бог свидетель, мне по работе приходится иметь дело с множеством весьма доступных барышень. Возможность имелась. Если честно, даже сейчас, на восьмом году брака, я не хотел никого, кроме нее. Но женщина, на которой я женился, — та самая, что у алтаря обещала каждый день кормить меня ванильным мороженым, пускай оно и хуже шоколадного, — изменилась. Дома меня ждала другая. И эта женщина была от меня далека. И думала лишь об одном. И настолько хотела добиться того, чего у нее не было, что напрочь забывала о том, чем располагала.

— Меня зовут Шон, — представился я.

— Тэффи Ллойд, — ответила она, пригубив мартини. — Как конфета. Тэффи, я имею в виду, не Ллойд.

— Ага, я догадался.

Она прищурилась, всматриваясь в мое лицо.

— Мы с вами раньше не встречались?

— Думаю, я бы запомнил.

— Нет-нет, я уверена. У меня прекрасная память на лица… — Она осеклась и победно щелкнула пальцами. — Я видела ваше фото в газете! У вас дочка болеет, правильно? Как у нее дела?

Приподымая бокал, я подумал, слышно ли ей, как бешено колотится сердце у меня в груди. Она узнала меня по газетному снимку? Если она смогла, кто еще узнает меня?

— Всё хорошо, — скупо откликнулся я и залпом осушил бокал. — Мне как раз пора домой. К ней.

И черт с ней, с машиной! Пройдусь пешком.

Но не успел я встать, как ее голос остановил меня.

— Я слышала, вы пошли на попятную.

Я медленно повернулся к ней.

— Этого в газете не печатали.

Внезапно образ глупенькой блондинки растаял. Пронзительно-голубые глаза сверлили меня.

— Почему вы пошли на попятную?

Кто она? Журналистка? Это ловушка? Я слишком поздно ощутил профессиональную тревогу.

— Я просто хочу, как лучше для Уиллоу, — пробормотал я, второпях натягивая куртку и чертыхаясь на скомкавшийся рукав.

Тэффи Ллойд положила на стойку свою визитную карточку.

— Для Уиллоу будет лучше, — сказала она, — чтобы этот суд вообще не состоялся.

Кивнув мне, она накинула на плечи леопардовое пальто и вышла из бара, оставив едва начатый мартини.

Я взял визитку и провёл пальцем по рельефным чёрным буквам.

Тэффи Ллойд. Следователь.

«Букер, Худ и Коутс».

Я всё ехал и ехал. Ехал по знакомым маршрутам патруля, по гигантским восьмеркам, без конца петляющим, но все-таки сходящимся в центре Бэнктона. Я смотрел на падающие звезды и ехал туда, куда они, как мне казалось, падали. Домой я приехал за-полночь, когда глаза уже слипались.

Пробравшись в дом, я на ощупь крался в прачечную за простынями и наволочкой, когда вдруг ощутил страшную усталость. Не в силах устоять на ногах, я рухнул на диван и закрыл лицо руками.

Я одного не мог понять: как это зашло так далеко и так быстро? Еще вчера, казалось, я вылетел из этой адвокатской конторы — и вот Шарлотта уже назначила новую встречу. Запретить ей я не мог, но, честно говоря, не думал, что она пойдет до конца. Шарлотта не из тех женщин, что легко идут на риск. Но в этом я ошибся: Шарлотта вообще не думала о себе. Только о тебе.

— Папа?

Я поднял глаза и увидел тебя перед собой. Твои босые стопы были белыми, как у привидения.

— Почему не спишь? Поздно уже.

— Пить захотелось.

Я отвел тебя в кухню. Ты явно отдавала предпочтение своей правой ноге, и когда любой другой отец подумал бы, что его дочь просто не проснулась до конца, я забеспокоился о микротрещинах и смещении бедра. Я налил тебе стакан воды из-под крана и подождал, пока ты допьешь.

— Ну хорошо, — сказал я, подхватывая тебя на руки, потому что не выдержал бы душераздирающего зрелища, как ты карабкаешься по ступенькам. — Тебе давно пора спать.

Ты обхватила мою шею руками.

— Пап, а почему ты больше не спишь на своей кровати?

Я замер на середине лестницы.

— Мне нравится спать на диване. Удобнее.

На цыпочках, чтобы не потревожить сладко сопящую Амелию, я прокрался в вашу спальню и уложил тебя, подоткнув одеяльце.

— Если бы я не была такой, — сказала ты, — если бы у меня были нормальные кости, ты бы по-прежнему спал с мамой.

В темноте я видел блеск твоих глазок, яблочный изгиб твоей щечки. Я не стал тебе отвечать. Я не знал, что ответить.