Прочитав как-то о пытке водой и даже выслушав объяснения Яна, я сделал вывод, что данное истязание — преобладание разума над материй. Я думал, что можно вдыхать маленькие глотки воздуха, стараясь дышать неглубоко и тем самым избежать попадания воды в легкие. Я еще никогда в жизни так не ошибался. То, что творилось у меня в голове, и то, что происходило на самом деле, кардинально отличалось друг от друга, как день и ночь.
Я еще никогда так яростно не боролся за жизнь.
Кто-то прижал меня к койке, и внезапно в нос хлынула вода. Начав задыхаться, я отчаянно закричал, пока голос не сорвался на хрип.
Мозг твердил, что я тону. Поэтому я начал жадно глотать кислород. В горле пересохло, а кашель стал влажным, и от мысли, что я не могу больше задерживать дыхание и медленно умираю, меня сковал ужас.
Это продолжалось снова и снова. А когда удавалось сделать вдох, казалось, что мокрые полотенца меня задушат.
Наконец, меня отпустили, сбросив с койки на ледяной цемент. В своих пропитанных водой и мочой брюках я растянулся на холодном полу. Никогда не считал себя человеком, способным обмочиться, но паника и адреналин слишком сильно давили на мочевой пузырь. Я быстро перекатился на другой бок и начал блевать, пока в желудке не осталось ничего, кроме желчи, а затем свернулся калачиком. Не удивительно, что через пару секунд меня снова стошнило.
Мне даже не задали ни одного вопроса.
***
ВОЙНО ПОЯВИЛСЯ после того, как меня раздели догола, облили из шланга и приковали к потолку небольшой камеры размером десять на десять футов. Если запрокинуть голову и посмотреть вверх, то можно было увидеть единственное место, где вместо слоя бетона оказались решетки — потолок.
Было трудно сосредоточиться на человеке передо мной, и я понял, что в меня вкололи что-то странное.
— Что мне дали? — невнятно спросил я.
— Немного лоразепама, чтобы тебя успокоить и…
— Нет. До того, как меня вырубили, — желая знать, настаивал я.
Дверь камеры открылась, и вошел Хартли.
— Гидроксизин, — сказал он. — Но не волнуйся, Миро, я бы ни за что не дал тебе что-нибудь плохое.
Хирург был одет в клетчатый костюм-тройку коричневого цвета с кремовым узором «птичьего глаза», жилет на шести пуговицах, узорчатый галстук и бледно-голубую рубашку. Мужчина словно собирался посетить оперу или какое-то другое мероприятие высшего класса.
— Правда? — произнес я, стараясь говорить ровным голосом.
Скальпель в руках Хартли жутко пугал.
— Конечно же, — заверил он меня и подошел к Войно. — Вообще-то, я здесь единственный, кто не хочет сделать с тобой что-нибудь отвратительное.
Волосы Крейга Хартли выглядели короче, чем раньше, до тюремного заключения: густые светлые длинные пряди на макушке, очень короткие на затылке и выбритые виски. Кажется, такую стрижку называли андеркат. Хартли всегда выглядел так, словно собирался сняться для обложки любовного романа.
— Например? — спросил я.
Мужчина подошел ближе, затем медленно протянул руку и положил мне на грудь, накрыв сердце.
— Хартли?
Он прочистил горло и скользнул рукой вниз по животу.
— Некоторые хотели тебя изнасиловать.
Я прищурился и недоверчиво склонил голову набок, от чего Хартли скривился, будто запахло чем-то гадким, а затем покачал головой и цокнул языком для большей убедительности.
— Вот именно, можешь себе представить? Я? Насилую кого-то? Или позволяю кого-то насиловать в своем присутствии? — его передернуло от отвращения. — Просто кошмар.
По крайней мере, никто не собирался меня насиловать.
— Что еще?
— Ну, был вариант подключить электрический ток к койке, пока та была мокрой и пропустить разряд через твое тело.
— Тебе не понравилась идея? — понадеялся я.
— Твое сердце, — мягко сказал Хартли, будто он меня не похитил, а мы просто ужинали в ресторане, затем наклонился и нежно взял в руку мой вялый член. — Не хочу, чтобы у тебя случайно остановилось сердце. Это было бы ужасно.
Я изо всех сил старался сохранять спокойствие, хоть и было ощущение, будто муравьи ползают под кожей.
— Я не допущу, чтобы что-то навредило твоему телу изнутри. Только снаружи.
Такое заявление меня ничуть не утешило.
Хартли снова провел рукой по моему животу.
— Знаешь, у тебя такая гладкая кожа. Маршал, ты держишь свое тело в отличном состоянии.
Я молчал, пока Хартли обходил меня, водя рукой по коже.
— Агент Войно сказал, что ты хорош в постели. Я спрашивал.
Я посмотрел на Войно, на лице которого можно было увидеть сожаление.
— Хотел знать, какой ты любовник.
— Зачем?
— Можно многое рассказать о человеке по тому, как тот обращается с незнакомцами в постели. Не согласен?
— Наверное, — спокойно ответил я. Рука Хартли скользнула ниже по спине, прямиком к заднице, и крепко ее сжала.
— Такая упругая, — лаская, прошептал он. — И ты никому не позволил ее взять?
Я прочистил горло, потому что после пыток водой оно снова наполнилось проглоченной мокротой.
— Нет.
— Даже маршалу Дойлу?
Я промолчал.
— Ой, да брось, — сказал Хартли, стоя за мной и держа руку на моем плече. — Я знаю, что вы пара. Агент Войно считает, что пока мы тут разговариваем, Дойл сходит с ума от волнения.
Я пригвоздил Войно пристальным взглядом.