Хрупкое равновесие

Он с ненавистью смотрел на неё и баюкал обожжённую руку, по идее она должна была испытывать жалость к Сипеку и чувство вины, но их не было. Хотя ожог он получил, пытаясь снять с её шеи цепочку с медальоном, непонятно откуда взявшуюся. Голубой огонь, охвативший руку Сипека, напугал всех, включая её саму, открытой рукой больше никто не решился дотронуться до украшения, его пытались разрезать, перекусить, разорвать — всё безуспешно. Ойха честно пыталась вспомнить, как оно появилось у неё, и не могла, она вообще не замечала его, словно то было частью её тела. Может святейшие не так уж и не правы, называя её колдуньей, просто какая-то часть жизни выпала из её памяти… Видимо желание вытащить из неё, хоть что-то, было столь велико, что новый разряд электричества, пронзивший тело Ойхи стал оказался сильнее предыдущих. Ей показалось, что она не может дышать, тело выгнулось, а потом наступила тьма. Сколько времени она провела без сознания, можно было лишь предполагать. Очнулась Ойха в своей камере, на низкой и жёсткой кровати, которой ранее не было, болело абсолютно всё — от затылка до ступней. С трудом, но всё-таки села, за окном были сумерки, светильник под потолком освещал камеру тусклым жёлтым светом. Какое-то время она просто сидела, наблюдая, как темнота постепенно съедает сумерки, мыслей не было, совсем. Ощущение жизни давала лишь дикая, невыносимая жажда, можно было попросить, вдруг охранник снова пожалеет её, но найдутся ли силы дойти до двери и что-то сказать. Но через минуту дверь открылась сама, уже другой охранник внёс деревянный поднос, Ойха не поверила глазам. Поскольку была уверена в том, что до самой казни её кормить не будут. Однако, на подносе была тарелка каши с мясом, и целых две кружки, от одной из них шёл пар и приятный травяной запах. Разумеется, в первую очередь она осушила чашку с водой, а уж потом просто смела кашу, запив её горячим сладким напитком. Видимо, в питьё было добавлено какое-то лекарство, потому что через некоторое время боль притупилась, и начало клонить в сон. Думать о столь разительной перемене в отношении к ней сейчас совсем не хотелось, она просто уснула. Зато весь следующий день она только тем и занималась, что думала — о том, с чего это вдруг её стали кормить, почему не забирают на допрос и каковой станет её дальнейшая судьба. Прерывались эти размышления воспоминанием о странном сне, который она видела этой ночью. Ойхе снилась вода, много воды, которая простиралась под ней синим полотном, а она летела над ней, и было это настолько прекрасно, что не хотелось просыпаться. У них в Хролдине была только река, широкая Тисма разрезала город на две части и уходила далеко на север, вливаясь в другую реку. Ойха практически не покидала родных мест, не считая семейных поездок в соседний городок, потому моря никогда не видела, разве что в книгах. Но книжная иллюстрация не способна дать такое яркое и очень реальное ощущение, так что подумать было о чём. Пришли за ней лишь на следующий день после завтрака, и был это сам Заулин. Он провёл её к незнакомой ранее комнате и, открыв дверь, сказал:

— Вот она, господин Пранций, когда закончите сообщите.

Он слегка толкнул ошарашенную Ойху, поскольку на одном из стульев сидел тот самый Сино. Пранций — главный советник владетеля Хролдина, господина Жерадика. Нет, этот слишком молод, один из сыновей советника?

— Проходи и присаживайся Ойха Линс, — велел Сино.

На негнущихся ногах она прошла к креслу напротив и села в него, Пранций младший открыто и с интересом рассматривал её. Она же, как могла, избегала его взгляд, рассматривая то стену, то занавесь на окне.

— Понимаю, какие мысли тебя одолевают сейчас, так что не стану затягивать. Я пришёл с определённой целью и предложением к тебе, предложением сделать необычный выбор — быть казнённой или стать госпожой Ойхой Линс-Пранций, — с небольшими паузами проговорил Сино Пранций.

Ойхе показалось, что она ослышалась, это шутка такая или вовсе сон? Она хлопая глазами смотрела на него, даже чуть приоткрыла рот. Он же как-то нервно и встревоженно заёрзал и несколько разочарованно сказал:

— Мда, похоже краснопоясные перестарались с пытками и девица тронулась умом.

Наконец справившись с собой, Ойха поспешила разуверить его в том, что она не сумасшедшая:

— Это очень неожиданно господин Пранций, вот я и потеряла дар речи. Вы из такой уважаемой семьи, а я… Я обычная девушка, сирота, да и как выяснилось колдунья.

Опустив голову Ойха вздохнула и потерла запястья, на которых красовались два браслета, особых, не дающих колдовать. В какой-то мере она даже рада была им, поскольку безумно боялась себя, да и стыдно было, за это своё уродство.

— Тому есть свои причины, возможно потом я расскажу о них, если ты дашь согласие. Ты будешь жить в доме моей семьи, обещаю обеспеченную жизнь, относительно спокойную, придётся потерпеть характер моего семейства, и моё право на тебя, как на женщину, — увидев, как она дёрнулась, он поспешил уточнить, — я самый обычный мужчина, бить и обижать тебя не собираюсь.