Хрупкое сердце

Но это чувство только усиливается, когда я толкаю дверь и оказываюсь внутри помещения с холлом и двумя коридорами. Встречаю детские запахи, голоса и стены, разрисованные космическими кораблями и почему-то жирафами.

– Здравствуйте. Где здесь старшая группа? Эй, не подскажете? – спрашиваю у какой-то женщины, определенно сотрудницы сада, занимающейся в холле поклейкой стендов. – Фамилия воспитателя – Пятак Тая Валерьевна.

– Прямо и налево.

Хорошее направление, но я даже в этой четкой указке готов заблудиться.

Ч-черт, сколько же здесь дверей!

Наконец нахожу нужную и вхожу, сразу оказавшись в раздевалке со множеством шкафчиков.

Здесь шумно. Шумят дети в группе, шумят в коридоре, и разговаривают две женщины у открытой двери. Чей-то ребенок прыгает по скамейкам со штанами на голове, а еще двое играют в догонялки – выскочив из игровой комнаты, с визгом пробегают по раздевалке и исчезают.

Я оторопело застываю, понимая, что мне только что оттоптали ноги и этого не заметили.

Зато меня замечают дамы, и обе поворачивают головы.

– Э-м…

– Здравствуйте, вы к нам, молодой человек? – обращается та, что постарше, и мне нужно что-то ответить.

– К вам. Вы – Тая Валерьевна?

– Я самая. А вы…

– А я пришел за Аней. Ее мама не смогла – задержалась на работе.

Женщина на секунду задумывается и окликает Аню из группы. Выбегает девочка, полненькая и светловолосая, совершенно мне не знакомая, и с любопытством смотрит на воспитателя. Затем они вместе смотрят на меня, но я мотаю головой.

– Э-это не она. Не та Аня.

– Так вы фамилию скажите. У нас три Ани. И что значит «не та»?

М-да, вопрос на засыпку. Но прежде, чем я успеваю назвать фамилию Алисы, женщина протягивает в мою сторону руку и безапелляционно просит:

– Молодой человек, могу я увидеть ваш паспорт? Иначе буду вынуждена попросить уйти. Я вижу вас первый раз.

Это не проблема. Гораздо легче, чем ощущать себя дураком. И отодвинув полу куртки, я достаю из внутреннего кармана паспорт и передаю женщине.

– Пожалуйста, вот.

– Это мой папа! Он пришел за мной!

Ничего странного. Наверняка подобные утверждения здесь звучат каждый день, и я не сразу понимаю, в чью сторону оно обращено. Но, конечно же, узнаю звонкий голос малышки Снежной, поэтому поворачиваю голову.

Аня в платьице и колготках стоит на пороге игровой комнаты в обнимку с пандой и смотрит на меня знакомыми ярко-голубыми глазами. Она запыхалась от бега, темные волосы растрепались, а один хвостик снова сполз к плечу. Худенькая и прямая крошка-тростинка.

Но я ведь не ослышался?

– Ох, Руслан Ренатович, напугали вы меня, – тем временем улыбается женщина, возвращая мне документ. Я беру его непослушными пальцами. – Почему же вы сразу не сказали, что вам нужна Анечка Марджанова? Ваша девочка у нас новенькая, не удивительно, что я забеспокоилась. Хотя с моим опытом могла бы и догадаться, – отпускает смешок. – Вы так похожи!

Что?.. Мне кажется, я и сам не слышу собственный голос, когда, глотнув сухим горлом, сипло выдыхаю:

– К-как… вы сказали? Марджанова?!

Воспитательница, только было успокоившись, вновь напрягается, а Анюта подходит ко мне и берет за руку. Смотрит серьезно в лицо, когда я поворачиваюсь к ней.

– Папа шутит, Тая Валерьевна. Правда, пап?

Это прикосновение малышки стоит двух ударов под дых.

– Наверное…

Женщина качает головой и возвращается к разговору с собеседницей, а я продолжаю стоять и смотреть на Аню. Подхожу следом за ней к одному из шкафчиков и вижу на нем свою фамилию. Всё еще ошарашенный новостью, наблюдаю, как ребенок Алисы… как моя дочь открывает шкафчик и достает свои вещи. Сев на скамеечку, кладет рядом игрушку и начинает самостоятельно одеваться, всё время поглядывая на меня.

Невозможно, но… Господи, она и правда на меня похожа.

Я опускаюсь рядом с ней на корточки.

– Ты знала? – тихо выдыхаю. В раздевалке по-прежнему шумно, но мы сейчас слышим только друг друга.

Анюта кивает немного застенчиво.

– Когда? – не договариваю, но она понимает.

– Когда ты пришел, и мама тебя назвала по фамилии. Ты мне сразу понравился.

– Сколько тебе лет, Аня? – я протягиваю руку и беру в пальцы тонкое запястье. Спускаю их на теплую ладошку и сжимаю ее в своей.

Анюта одевалась, но замирает. Смотрит серьезно, не отводя своих глаз от моих.

– Пять.

– А день рождения, знаешь?

– Да. Шестнадцатое сентября.

Я поднимаю руку и снимаю с ее хвостика резинку. Распускаю второй хвостик. Провожу ладонью по длинным волосам, по темной головке, обзывая себя последними словами.

– Идиот… Чертов придурок! Как я мог не догадаться?!

– Это плохие слова, пап. Их нельзя говорить.

– Да, нельзя. Но я заслужил.

Я притягиваю Анюту к себе и прижимаю к груди, чувствуя, как у меня перехватывает дыхание и щиплет в глазах. От правды, от собственной глупости и от обиды… на одного бывшего друга. Целую дочь, узнавая ее запах и мягкость кожи, в эту секунду ясно понимая, что это мой ребенок. Мой! И ничего больше не будет прежним. И я не буду – не смогу.