Он развернул меня так, что мне пришлось опереться о дерево. Кора пихты была сухой и шершавой, когда я прижалась к стволу дерева. Я уставилась на него, прерывисто дыша, слезы жгли мне глаза. Он расстегнул молнию на моих кожаных штанах и спустил их вниз. Мои трусики последовали за ними. Холод ударил по моей коже, и я вздрогнула.
— Мне нравится твоя задница, — прохрипел он.
Он еще больше раздвинул мои ноги ногой и один раз сжал мою ягодицу.
Я не могла связать эти действия с Данило, которого желала и любила.
Будет больно. Он разорвет меня на части. Я знала истории других девушек, и их не брали таким образом. Я могла бы остановить это прежде, чем будет нанесен реальный ущерб. Я должна была остановить ради спасения своей чести. Но не сделала этого.
Возможно, это и было верным решением.
Я молча ждала, сломленная, надеясь, что это наконец освободит меня, освободит от влюбленности в мужчину, который никогда не хотел меня. Мужчину, который каждую ночь преследовал девушек, похожих на мою сестру. Мужчину, который никогда не видел моей ценности.
Я плакала, горячие слезы капали из моих глаз, обжигая холодные щеки под маской, но я не издала ни звука. Я не хотела, чтобы он останавливался. Мне нужно было, чтобы он продолжил и освободил меня. А потом я почувствовала, как он прижимается ко мне, больно сжимая мою талию. Я уставилась на кору, прислушиваясь к его хриплому дыханию. Холод проник в мое тело, но я не возражала.
— Я собираюсь жестко трахнуть тебя, — прорычал он.
Нет, он собирался медленно убить меня, расколоть на миллионы кусочков отчаяния и боли.
Его хватка усилилась, и он вошел, затем резко остановился, когда мое тело отказалось впустить его. Звезды вспыхнули перед моими глазами, когда острая боль пронзила меня. Я поперхнулась и прикусила внутреннюю сторону щеки. Сильно, сильно, с привкусом крови, которая кружилась у меня на языке. Я была разрезана пополам острым лезвием, разорванная на части горящими щипцами. Я была болью, унижением и разбитым глупым сердцем.
— Какого хуя? — прорычал Данило.
Я тихонько всхлипнула, потом сильно прикусила нижнюю губу, чтобы заткнуться. Он напрягся. Мои пальцы дрожали на шершавом стволе дерева, его неровности царапали мою ладонь, а глаза были прикованы к обручальному кольцу. Я не сняла его. Оно издевалось надо мной своей сияющей красотой, всем, что оно должно было означать и нет. Прекрасный знак любви и преданности. Бриллиант мерцал в свете фонаря. Такой красивый. Такой бессмысленный.
Данило замер и резко выдохнул. Его пальцы двинулись к моим, касаясь кольца. Его кольца. Его прикосновение внезапно стало мягким, как перышко, словно гнев покинул его. Он вздрогнул и выдохнул.
— София? — прохрипел он дрожащим голосом.
София. На мгновение я засомневалась, была ли я по-прежнему ею — знаю ли я, кто она.
Я не могла ничего сказать, не могла пошевелиться, говорить, едва могла дышать. Я перестала жить, просто существовала. Я пропала, пропала, пропала.
Его ладонь погладила мое бедро, очень нежно, и он медленно вышел. Я заскулила, выгибаясь дугой. Этот звук удивил меня. Я оцепенела. Онемела и сгорала от боли. Физически и глубоко в груди.
Данило напрягся.
— О боже, — выдохнул он.
Что-то сочилось из меня.
Он развернул меня, приподнял маску, но его пальцы так мягко коснулись моих висков. Слезы застилали мне глаза, когда он появился передо мной, высокий и смуглый, его резкие черты лишились прежней жестокости, агрессия исчезла с его лица.
— София.
Это была наполовину мольба, наполовину стон. Я ничего не понимала. Его большие пальцы смахнули мои слезы, так мягко скользнув по щекам, что я заплакала еще сильнее. Я хотела остановиться но не могла.
— Я... я.. — мои слова были как осколок в горле. — Кажется, у меня идет кровь.
— Блядь, — выдохнул он.
Боль. Была ли она его? Или моя?
Зашуршала одежда, звякнул ремень. Он наклонился и осторожно поднял мои трусики и штаны, натянув их на бедра. Я не двигалась, только смотрела на него. Он даже не потрудился застегнуть молнию на моих штанах. Но мне было все равно.
Он обхватил меня одной рукой и поднял. Его сердцебиение билось у моего виска, когда я прислонилась к его груди. Он ничего не говорил, пока нес меня через лес. Он держался подальше от освещенных дорожек, выбирая темноту. Было приятно быть окутанной пустотой.
В конце концов, домик стал похож на маяк света, а вместе с ним и звуки музыки, смеха и разговоров.
— Уткнись лицом мне в грудь на случай, если мы кого-нибудь встретим, — мягко сказал он, и я так и сделала, вдыхая его знакомый аромат, что-то свежее и древесное.
Он направился к черному ходу, а потом мы поднялись наверх. Музыка и голоса начали затихать.