Мне хочется высказать по этому случаю свое впечатление, что товарищ Никое Захариадис был человеком очень умным, с широким кругозором, но, по моему мнению, не в нужной степени марксистом. Он, несмотря на понесенное поражение, стал говорить в защиту стратегии и тактики, которых придерживалась Греческая демократическая армия, настаивая на том, что эта стратегия и эта тактика были правильными, что им нельзя было иначе действовать. Он подробно изложил этот вопрос. Значит, каждый из нас оставался при своих позициях.
Вот так говорил Никое Захариадис. Его беседа продолжалась столько, сколько и моя, если не больше.
Товарищ Сталин и другие советские руководители и его слушали внимательно.
После объяснения Никоса, товарищ Сталин спросил Мицоса Парцалидиса:
— Есть ли у Вас какое-нибудь мнение относительно того, что сказали тут товарищи Энвер Ходжа и Никое Захариадис?
— Мне нечего сказать, кроме того, что изложил товарищ Никое, — ответил Парцалидис и добавил, что они ждали, чтобы советские товарищи и большевистская партия судили о них.
Тогда слово взял Сталин, который говорил спокойно, как всегда говорил он на встречах с нами. Говорил он простыми, четкими и чрезвычайно ясными словами. Он сказал, что борьба греческого народа была героической борьбой, в ходе которой проявлялась храбрость, но допускались и ошибки.
— Что касается оценки стратегии и тактики, которой вы придерживались в греческой демократической борьбе, хотя это была героическая борьба, считаю, что албанские товарищи в этом правы. Вы должны были вести партизанскую войну, затем, исходя из нее, перейти к фронтальной войне.
Я упрекнул товарища Энвера Ходжа, которому сказал, что в беде товарищу нельзя дать пинка, однако из того, что мы услышали здесь, получается, что албанские товарищи занимали правильную позицию в отношении ваших взглядов и поступков. Создавшиеся обстоятельства и условия Албании были таковыми, что вам нельзя было оставаться в этой стране, иначе могла быть поставлена под угрозу независимость Народной Республики Албании.
Мы приняли вашу просьбу, чтобы все греческие беженцы-демократы переехали в другие страны, и уже все они переехали. Все остальное — оружие, боеприпасы и т. д., которые албанские товарищи отобрали у тех греческих солдат-демократов, которые перешли в Албанию, принадлежали Албании, — подчеркнул Сталин. — Что касается вашего заявления о том, что «если бы мы знали еще в 1946 году, что Тито станет изменником, то мы не начали бы борьбу против монархо-фашистов», оно ошибочно, ведь за свободу народа надо бороться и в окружении. Впрочем, надо учесть, что вы не были в окружении; ведь рядом с вами, с севера находились Албания и Болгария; ваша справедливая борьба пользовалась всеобщей поддержкой. Мы так думаем, — заключил товарищ Сталин и добавил: — Что вы скажете, товарищи албанцы?
— Мы согласны со всеми вашими соображениями, — ответили мы.
— А вы, товарищи греки, товарищи Захариадис и Парцалидис, что скажете?
Товарищ Никое сказал:
— Вы нам много помогли, теперь мы понимаем, что мы неправильно поступали, и постараемся исправить наши ошибки, — и т. д., и т. п.
— Очень хорошо, — сказал Сталин, вновь взяв слово. — Тогда вопрос считается закрытым.
Сталин встал, подал руку всем нам по очереди, и мы направились к выходу. Зал был длинным, и, когда мы были у самих дверей, Сталин позвал нас:
— Остановитесь, товарищи! Обнимите друг друга, товарищ Ходжа и товарищ Захариадис!
Мы обнялись.
Когда мы вышли, Мицос Парцалидис сказал:
— Равных Сталину нет. Он обошелся с нами как наш отец. Теперь все ясно.
Так закончилась эта очная ставка у Сталина.
Пятая встреча. Апрель 1951 г. XIX съезд ВКП(б)
Моя последняя встреча с товарищем Сталиным состоялась в Москве вечером 2 апреля 1951 года в 10.30 по московскому времени. На этой встрече присутствовали Молотов, Маленков, Берия и Булганин.
Входе беседы мы касались различных вопросов, связанных с внутренним положением в нашей партии и в нашем государстве, экономических вопросов, особенно в области сельского хозяйства, вопроса экономических соглашений, которые могли быть заключены в будущем с различными странами, усовершенствования работы в наших высших учебных заведениях, вопросов международной обстановки и других проблем.
Сначала я в общих чертах говорил товарищу Сталину о политическом положении в нашей стране, о большой работе, которую партия вела и ведет по воспитанию масс в высоком революционном духе, об установленном и постоянно крепнущем прочном единстве рядов нашей партии и нашего народа, о твердой и незыблемой вере народа в партию.
— Эти достижения, — сказал я товарищу Сталину, — мы будем непрерывно укреплять, постоянно храня бдительность и выказывая готовность отстаивать независимость и свободу, территориальную целостность страны и завоевания народа от любого внешнего или внутреннего врага, который будет пытаться грозить нам.