Хрущев

Зрелище новых и «ненужных» страданий народа (к «необходимым» страданиям он давно притерпелся) заставило Хрущева решиться на рискованный шаг. Если верить его мемуарам, в конце концов он открыл Сталину неприукрашенную правду: «В прошлом мне иногда удавалось прорываться через бюрократические рогатки… Иногда, если мне удавалось хорошо подобрать факты и связать их стройным логическим изложением, факты говорили сами за себя и Сталин становился на мою сторону»⁸². Но в этот раз было иначе. Рассказав Сталину по телефону о голоде, «повесил телефонную трубку, думал — все. Сталин ничего мне не сказал, я слышал только его тяжелое дыхание». В другой раз Сталин жестоко распек своего подчиненного: «„Мягкотелость! Вас обманывают, нарочно докладывают о таком, чтобы разжалобить и заставить израсходовать резервы“. Он считал, будто я поддаюсь местному украинскому влиянию, что на меня оказывают такое давление и я стал чуть ли не националистом, не заслуживающим доверия»⁸³.

Архивные документы подтверждают рассказ Хрущева. В письме Сталину от 15 октября 1946 года он просит снизить цифры поставок зерновых. Около 1 декабря пишет, что «ситуация крайне напряженная», а 17 декабря просто умоляет о помощи⁸⁴. Однако в то же время Хрущев затеял интригу, снижавшую риск. Он предложил ввести распределение по карточкам, которое обеспечит крестьянам необходимый минимум питания, — но заговорил об этом не со Сталиным. «Маленков и Берия могли тогда решать вопросы от имени Сталина, — пишет он, — многие документы, которых он и в глаза не видел, выходили за его подписью». Предложение Хрущева он тоже, скорее всего, читать не стал бы — однако «они послали наш документ к Сталину прямо в Сочи».

Неизвестно, стараниями ли Маленкова и Берии или без их участия, но смелость Хрущева навлекла на него неприятности. «Сталин прислал мне грубейшую, оскорбительную телеграмму, где говорилось, что я сомнительный человек, пишу записки, в которых доказываю, что Украина не может выполнить госзаготовок, и прошу огромное количество карточек для прокормления людей. Эта телеграмма на меня подействовала убийственно. Я понимал трагедию, которая нависала не только лично над моей персоной, но и над украинским народом, над республикой: голод стал неизбежным и вскоре начался».

И Хрущев снова бросился в Москву. «Я был ко всему готов, — вспоминает он, — даже к тому, чтобы попасть в графу врагов народа. Тогда это делалось за один миг — только глазом успел моргнуть, как уже растворилась дверь и ты очутился на Лубянке»⁸⁵. Идею карточек Сталин отверг, однако, смягчившись, предложил Украине некоторую помощь — продукты, семена и деньги для организации бесплатных столовых⁸⁶. Недовольство диктатора своими помощниками по сельскому хозяйству заставило его собрать в феврале 1947 года пленум ЦК — мероприятие, при Сталине проходившее нечасто.

«Кому сделать доклад? — спрашивал, по воспоминаниям Хрущева, Сталин. — Маленкову? Он занимается этим делом. Какой же он сделает доклад, если даже терминов сельского хозяйства не знает?»⁸⁷ Следующим кандидатом стал Хрущев; однако он, по его собственным словам, испугался такого поручения. «Я мог бы сделать доклад об Украине, которую знаю, — говорил он Сталину. — Но я же не знаю Российской Федерации. О Сибири вообще понятия не имею, никогда там не был и не занимался этим делом… А Средняя Азия? Да я никогда не видел, как хлопок растет».

Сталин настаивал — но на этот раз проявил упорство и Хрущев: «Нет, товарищ Сталин, очень прошу вас, освободите меня. Я не хочу ни подводить ЦК, ни ставить себя в глупое положение, взявшись делать доклад на тему, которой я, собственно, не знаю».

Хрущев пользовался давно отработанным приемом — из «скромности» принижал себя и свои способности. Пусть он никогда не был в Средней Азии; трудно сомневаться, что при составлении доклада у него нашлись бы помощники, которые там бывали. Дело в другом: приглашение сделать доклад было ловушкой. В докладе о сельском хозяйстве Хрущев должен был либо открыто (и с понятными последствиями) заговорить о своих разногласиях со Сталиным, либо похоронить их раз и навсегда.

К счастью для Хрущева, Сталин в конце концов согласился поручить доклад кому-нибудь другому. Но когда он спросил Хрущева, что тот думает об Андрее Андрееве, Хрущев не удержался от критики в адрес своего товарища. «Вот вы отказались докладывать, — заметил по этому поводу Сталин, — а теперь критикуете».

Хрущев критиковал Андреева, чтобы защитить себя, — он знал, что Андреев не одобряет его руководство украинским сельским хозяйством. Но, возможно, к этому времени он начал уставать от самоуничижения. В разговоре он напирал на два пункта: необходимость перед сдачей зерна государству отложить нужный процент на семена и учесть риски сева яровой пшеницы согласно государственным квотам.

Его смелость возымела неожиданные последствия. «Вдруг, — рассказывает Хрущев, — Сталин сам поднял вопрос о том, что Украине надо оказать помощь»⁸⁸.