Хрущев

Сталин пытался развивать межконтинентальные ракеты, но до их создания оставались еще долгие годы. Кроме того, в вопросах ракетостроительства Хрущев и его коллеги чувствовали себя полными «технологическими неучами». Когда конструктор ракет Сергей Королев доложил на заседании Президиума о своих разработках, бывший пастух из Калиновки и его товарищи «смотрели тогда [на ракету], как баран на новые ворота. В нашем сознании еще не сложилось понимание того, что вот эта сигарообразная огромная труба может куда-то полететь… Мы ходили вокруг нее, как крестьяне на базаре при покупке ситца: щупали, дергали на крепость»²⁹.

США далеко превосходили СССР в военно-воздушных силах. «Америка обложила нас авиационными военными базами, — вспоминал Хрущев. — Они располагались в Турции, я уж не говорю о Франции, Германии, Италии, Греции и Северной Африке». В первые послевоенные годы американские самолеты постоянно летали над советской территорией: одни вели аэросъемку, другие проверяли советские радары и средства защиты, третьи забрасывали шпионов и снаряжение для них. Хотя довольно большое число самолетов было сбито, а пилоты — убиты или захвачены в плен, эти полеты производили на советских руководителей тягостное и унизительное впечатление. «США вели против нас наглую и агрессивную политику, — говорил Хрущев, — не упускали ни одной возможности продемонстрировать свое превосходство. Американцы… засылали самолеты вглубь нашей территории, до Киева долетали»³⁰.

В довершение ко всему, высшее руководство страны раздирала борьба за наследие Сталина. Партийные лидеры тешили страну иллюзией коллективного руководства, однако каждый из них понимал: править может только один и за место на вершине придется драться. Вопросы внутренней и внешней политики были орудиями в этой борьбе: каждый вел двойную и тройную игру. Это делало страну уязвимой для внешних опасностей. «Руководство страны, — рассказывал позже Хрущев, — было, если можно так выразиться, нехорошим. Собрались в кучу разношерстные люди»³¹.

Теперь представляется очевидным, что страна нуждалась в коренных переменах. Однако даже тридцать два года спустя, в конце 1980-х, когда, казалось бы, система наглядно продемонстрировала свое банкротство, перемены шли долго и мучительно. Могло ли быть легче в 1950-х, когда экономические достижения быстро росли и множество людей искренне верило в коммунистические идеалы, не заходя в своих мечтах дальше «коммунизма с человеческим лицом»? Не стоит забывать и о том, что нынешние руководители СССР были не только наследниками Сталина, но и его учениками.

После четырехдневного траура, во время которого в Колонный зал выстраивались очереди желающих попрощаться с вождем, в холодный серый день 9 марта на Красной площади состоялись похороны³². Молотов и Маленков в тяжелых пальто и меховых шапках — в отличие от Берии, чье знаменитое пенсне поблескивало из-под надвинутой на глаза широкополой черной шляпы, произносили речи с трибуны Мавзолея, получившего теперь название «мавзолея Ленина — Сталина», и дыхание их сизым паром клубилось в морозном воздухе. У одного лишь Молотова, по словам Симонова, любовь вместе с горечью потери прорывалась даже каким-то содроганием в голосе этого твердокаменнейшего человека. В речах Маленкова и Берии «отсутствовала хотя бы тень личной скорби, сожаления или волнения, или чувства утраты»; ясно чувствовалось, что «душевное состояние обоих ораторов было состоянием людей, пришедших к власти и довольных этим фактом»³³. Хрущев, как ведущий мероприятия, стоял слева; он был необычно мрачен и подавлен.

Заменив Сталина на посту председателя Совета министров, Маленков теперь вел заседания Президиума, как было принято с ленинских времен. К Президиуму присоединились двое его протеже, Михаил Первухин и Максим Сабуров; еще один его ставленник, Николай Шаталин, занял место в Секретариате ЦК. Очевидно, по просьбе коллег, опасавшихся чрезмерной концентрации власти в одних руках, 14 марта Маленков снял с себя полномочия секретаря ЦК. Зато Берия держал в своих руках не только МГБ, но и ядерную и ракетную промышленность; кроме того, он конфисковал из личных документов Сталина материалы, с помощью которых мог шантажировать или уничтожить своих товарищей³⁴.

Молотов, несмотря на свое никем не оспариваемое старшинство, удовлетворился должностью министра иностранных дел. Хрущев 14 марта был назначен секретарем ЦК, но его обязанности касались только идеологии и пропаганды — политическими и экономическими вопросами занимались Маленков и Берия. Как секретарь ЦК, Хрущев должен был на заседании Верховного Совета 15 марта представить нового предсовмина — Маленкова; однако эту роль узурпировал Берия. Прежде протоколы заседаний Политбюро подписывал генеральный (первый) секретарь; теперь они коллективно одобрялись Президиумом ЦК³⁵.