Хрущев

В последующие годы Хрущев снова и снова с удовольствием вспоминал свою «победу»; однако, говоря откровенно, триумфального в ней было немного. Алексей Косыгин, сменивший Хрущева на посту премьер-министра в 1964 году, на вопрос, почему он поддержал в то время Хрущева, ответил: «Если бы победил Молотов, снова пролились бы потоки крови»⁹³. Между тем заговорщики, от которых ожидали возобновления террора, не смогли даже подготовить и успешно провести переворот. И сам Хрущев во время бурных дебатов в Президиуме воскликнул: «Что вы все о Сталине да о Сталине! Да все мы вместе не стоим сталинского г…!»⁹⁴

Это поразительное признание, принижающее не только соперников Хрущева, но и его самого, показывает, что он так и не сумел преодолеть психологическую зависимость от мертвого тирана. Разделавшись с соперниками, Хрущев вместо того, чтобы покончить с «вождем», принялся его воскрешать. 15 июля 1957 года Мичунович записывает в дневнике: «Похоже, происходит то же, что после речи о Сталине на XX съезде. Как будто люди боятся собственных антисталинистских решений. Хрущев… теперь говорит то же, что прежде говорили члены „антипартийной“ группы».

Возможно, добавляет Мичунович, Хрущев старался «привлечь на свою сторону единомышленников Молотова в СССР и странах „социалистического лагеря“, и таким образом… „сохранить единство“ партии и страны»⁹⁵. На XX съезде Хрущев стремился отделить социализм от преступлений, совершенных Сталиным во имя социализма. Однако бурные события 1956–1957 годов показали ему, что полная дискредитация Сталина может повлечь за собой крушение социалистического строя — и его собственной власти.

Глава XIII ВНЕШНИЙ МИР: 1917–1957

Еще до разгрома «антипартийной» группы Хрущев, среди прочего, взял в свои руки руководство советской внешней политикой. Сталин за тридцать лет своего правления был за рубежом всего дважды — во время войны, на Тегеранской и Потсдамской конференциях. Хрущев же к июню 1957-го уже несколько раз посетил Восточную Европу, в 1954-м возглавлял советскую партийно-правительственную делегацию в Китае, в июле 1955-го встречался с главами США, Великобритании и Франции на Женевской конференции, в том же году посетил Индию, Бирму и Афганистан, а в апреле 1956-го — Великобританию. Все эти поездки были призваны оживить советскую внешнюю политику, укрепив отношения как с союзниками, так и с противниками и нейтральными государствами. Во внешней политике Хрущев применял тот же стиль, что и во внутренних делах — брался за решение нескольких задач сразу, действовал энергично, старался ошеломить своих оппонентов и не боялся рисковать. Поначалу такая тактика, казалось, приносила успех. Однако к 1957 году обнаружились слабости нового подхода, связанные отчасти с сопротивлением внешнего мира, но отчасти и с теми личными и политическими качествами Хрущева, которые приводили к проблемам и у него на родине. В июне 1957 года в числе прочих сфер, где Хрущев проявил себя не лучшим образом, «антипартийная» группа упоминала и дипломатию.

Хрущев достиг высшей власти в Кремле, однако внешнеполитическая арена оставалась для него местом борьбы. Внешний мир представлял собой и смертельную угрозу, и неодолимый соблазн мирового господства. Хрущев был не первым политиком, использовавшим внешнеполитические вопросы как способ отвлечь народ от внутренних проблем — и не первым, чьи претензии противоречили национальным интересам других стран. Однако у внешней политики СССР были свои особенности. Марксистско-ленинская идеология требовала от Москвы активной роли в мировой политике: у первого в мире социалистического государства просто не могло не быть преданных союзников и яростных врагов. Масштабы и очевидная сила СССР, позволяющая третировать и запугивать соперников, также вызывали раздражение и вражду. Хрущев и его коллеги, привыкшие к беспрекословному повиновению своих подчиненных и стран-сателлитов, порой не понимали, как вести себя с политиками, не готовыми подчиняться их воле. Этот же авторитаризм не позволял им проводить предварительное широкое обсуждение своих внешнеполитических решений — мера, которая иногда (хотя и далеко не всегда) спасает демократические государства от больших ошибок.

Поначалу Хрущев плохо представлял, какие силы ему угрожают. В первые пятьдесят лет жизни он мало что знал о внешнем мире и не имел доступа к большой политике. После смерти Сталина тоже поначалу держался в стороне; он был невежествен и плохо подготовлен и понимал это. Однако пришло время, когда Хрущев вкусил прежде запретный плод: теперь он представлял свою страну за границей, купался в лучах славы и на равных беседовал с мировыми лидерами — великими, не слишком великими, а порой и попросту раздутыми фигурами¹.