Хрущевка. Советское и несоветское в пространстве повседневности

Локус бытования «нового человека» предполагалось стандартизировать до мелочей, что, как казалось, могло обеспечить успешное формирование «всесторонне развитой личности» коммунистического общества. В реальности все оказалось сложнее и противоречивее. Новое пространство нередко существовало по своим законам. И осознать это сегодня вполне возможно на практике, увидев действительные параметры типового жилья. Ведь оно, несмотря на предполагавшуюся временность, и ныне составляет вполне объективную и весьма объемную реальность. При желании исследователь может наблюдать ее, что называется, невооруженным глазом. А если повезет, как автору предложенной вниманию читателя книги, возможно просто поселиться в домах, возведенных в 1950–1960-х годах, и почувствовать их во многом преувеличенные недостатки, а также осознать невыявленные достоинства.

Строительство по стандартным канонам продолжалось в СССР до конца существования самого государства. Но особый интерес для детализации картины советской повседневности представляют пространства зданий, появившихся в годы оттепели. В то время в масштабе всеобщей десталинизации развернулся процесс деструкции сталинского «большого стиля» в архитектуре в частности и в обычной жизни в целом. Новое жилье играло огромную роль в преобразовании сталинского быта. Но ныне многие оценивают образцы массовой постройки 1950–1960-х годов лишь как скучные однотипные и неудобные жилища для «серого примитивного совка», приют лузеров и маргиналов. А в общественном сознании и коллективной памяти все эти здания ассоциируются лишь с термином «хрущевка», который в большинстве случаев употребляют в насмешливо-уничижительном смысле.

Книга, предлагаемая вниманию читателя, – попытка описать и осмыслить феномен массового типового жилья, появившегося в СССР во второй половине 1950-х – в начале 1960-х годов. Этот сюжет достоин создания большого фундаментального труда, который можно было бы назвать «Хрущевка: постоянность временного. Опыт толкового словаря». Но для этого следует объединить общегражданских историков и историков архитектуры. А пока, рассматривая внешний облик зданий, построенных в годы оттепели, формы их внутриквартирного устройства, предметное насыщение нового жилого пространства, можно попытаться показать изменения в жизни человека советского, связанные с общемировыми и европейскими тенденциями модернизации повседневности. В общем, рассказать о «хрущевке» как о парадоксе, сочетающем в себе элементы «советского» и «несоветского».

Текст написан в жанре научно-популярных очерков. Отчасти поэтому читатель не встретит в нем привычных ссылок. Тем не менее основа для рассуждений о «хрущевках» – широкий круг и традиционных источников, и разнообразной литературы. Об этом свидетельствует библиографический перечень, размещенный в конце книги. Хочется надеяться, что авторы исследований, важных для раскрытия проблем повседневности 1950–1960-х годов, разыщут себя в списке источников и литературы. В общем, используя лексику времен оттепели, можно сказать, что для написания очерков «задействованы» мысли «людей великих, средних и песика Фафика». Этот очаровательный герой будет периодически появляться в книге о «хрущевке» как выразитель слегка крамольных мыслей автора. А вообще-то песик «жил» на страницах польского журнала Przekroj с благословения его главного редактора Марияна Эйле. Фафик оказался автором немалого количества афоризмов. Их с удовольствием публиковали и в советской, довольно серьезной периодике, прежде всего «Науке и жизни», в годы оттепели. Пес был всегда краток, внятен и остроумен без злобной язвительности и политиканства. Вот, к примеру: «Сноб – это пес, блохи которого привезены исключительно из Лондона», или «Собака любит косточку – лозунг, придуманный людьми, которые предпочитают съесть мясо сами», или «Люди печальны, потому что им нечем повилять».