Столь громадные объемы научной продукции, подготовленной к изданию в короткий отрезок времени, были несовместимы с углубленной исследовательской работой. Между тем потребность в ней ощущалась все настоятельнее и острее по мере того, как историческая наука выходила из кризиса, одной из качественных характеристик которого было перманентное состояние источникового «голода». Исторический факт действительно становился «воздухом» ученого благодаря недолгой, типичной именно для второй половины 50-х годов открытости архивных учреждений. Если в 1947 году в читальных залах системы Государственного архивного управления получили доступ к документам немногим более 4 тысяч человек, то в 1957 — свыше 23 тысяч.[198]
Существенно расширяла источниковую базу исторической науки публикаторская деятельность Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, которая особенно активизировалась к 40-летию Октябpя. Было предпринято новое издание «Протоколов Центрального Комитета РСДРП(б). Август 1917 — февраль 1918»; впервые увидели свет протоколы Русского бюро ЦК РСДРП(б), материалы Мартовского совещания большевиков в 1917 г.; начался выпуск многотомной переписки Секретариата ЦК РСДРП(б) с местными партийными организациями. Исследователи получили в свое распоряжение подготовленные ИМЛ труды Ф. Э. Дзержинского, М. И. Калинина, С. М. Кирова. Г. К. Орджоникидзе, Я. М. Свердлова, С. Г. Шаумяна, сборники воспоминаний активных участников революции.
Безусловно значимой акцией для историко-партийной науки стало создание в мае 1957 года журнала «Вопросы истории КПСС». Хотя он и не был в ту пору полигоном новаторской мысли, не отличался быстрой реакцией на события научной жизни, тем не менее значителен его вклад в освещение проблем истории партии, международного коммунистического и рабочего движения. Журнал помог возвратить в летопись Отечества имена многих партийных, государственных деятелей, ученых, военачальников, мастеров литературы и искусства.
Показательно в этом смысле осознание многими обществоведами приоритета темы человека. Она фактически заново осваивала творческое пространство на философском поле исследований. Человек уже не воспринимался безликой «статистической единицей» в составе народа, «винтиком» как это было для Сталина.[199]
В новом ракурсе научной разработки вырисовывалась прежде всего проблема диалектического соотношения понятий и реалий «коллектив и личность», «микросреда и человек». В отличие от прежних (долго казавшихся бесспорными) подходов в ряде работ, обязанных своим замыслом и рождением XX съезду партии, упор делался на интересы личности. Все увереннее пробивало себе дорогу представление о том, что «чем больше коллектив проявляет заботу о различных сторонах жизни человека, чем больше коллектив держит в поле своего внимания материальные и духовные запросы каждого своего члена, тем в большей степени вырабатывается дух коллективизма, тем меньше почва для рецидивов индивидуализма».[200]
Постепенно преодолевался взгляд на человека как на одушевленное орудие производства, обладавшее суммой необходимых профессионально-технологических навыков для выполнения тех или иных операции. В таком контексте не мог не подвергнуться сомнению тезис о творческом характере всякого труда в процессе коммунистического строительства. Подлинная возможность творить виделась теперь в сочетании, по меньшей мере, двух стимулирующих предпосылок: роста культурно-технического уровня людей и главное — улучшения условий их труда, быта и отдыха.[201]
Поворот к проблемам человека наметился, в свою очередь, в политической экономии, о чем свидетельствовала попытка критически оценить понятийный аппарат данной отрасли знания, обновить его ключевые категории. В частности, основной экономический закон социализма был сформулирован следующим образом: «непрерывное расширение и совершенствование производства на базе передовой техники в целях наиболее полного удовлетворения растущих потребностей общества, систематического повышения благосостояния и всестороннего развития всех членов общества».[202]
По сравнению со сталинским постулированием известного закона (см. «Экономические проблемы социализма в СССР»[203]) в данной редакции был сделан акцент на интересах и нуждах человека, а сам человек выступал уже не средством, а смыслом и предназначением общественного прогресса. Во всем этом проявлялась тенденция гуманизации экономической сферы обществознания.