Хрущевцы

Андропов получил отпор и повесил голову. Начали действовать греческий делегат и Рудольф Бараку делегат Чехословакии. Греческий делегат, помимо всего прочего, назвал неправильным наше реагирование на антиалбанский разговор о «Северном Эпире», который Софоклис Венизелос имел с Хрущевым. «Венизелос, — сказал греческий делегат сопровождавшему его нашему товарищу, — человек неплохой, он прогрессивный буржуа-демократ». Наш товарищ ответил ему, что взгляды Венизелоса-«демократа» на «Северный Эпир» ничем не отличаются от взглядов отъявленного шовиниста и антиалбанца, Элефтериоса Венизелоса[9]. Речь, с которой собирался выступить на нашем съезде греческий делегат, как и его поведение в целом, были пронизаны явно провокационным духом, поэтому разгневанные, наши товарищи на глазах у всех дали греку заслуженный отпор, назвав его настоящим именем: провокатором.

Этим случаем воспользовались Барак, другой агент Хрущева, и другие, которые самыми низкопробными хулиганскими выходками изливали на нас желчь, но этим самым они еще больше дискредитировали как самих себя, так и тех, кто их послал к Нам. Они действовали с ложи или во время перерывов между заседаниями. Между тем к действию уже перешли и советские журналисты.

Чего только не делали они и те, кто ими командовал, чтобы «выявить» какой-нибудь пробел, ухватиться за него, а затем перейти в наступление! Однако они ничего не добились. Работа съезда шла как часы, албанские коммунисты с высоким чувством ответственности подводили итоги пройденного пути и намечали задачи на будущее. Однако и журналисты не могли уехать «ни с чем», так как им предстояло отчитываться перед своими хозяевами, и они нашли один «пробела:

— Есть много оваций, так что заседания продолжаются более полторы часа — гневно «протестовал» какой-то горе-корреспондент ТАССа, приехавший в те дни из Москвы следить за работой съезда.

— А что же делать? Запрещать делегатам скандировать, что ли?! — с иронией спросил сопровождавший его наш товарищ.

— Соблюдать отведенный срок! Полтора часа и точка, — ответил «журналист».

— В том-то и дело, что работой съезда руководят не журналисты, а избранный президиум, — ответил наш товарищ. — Во всяком случае, — сказал он ему, — если вы сочтете нужным, заявите протест против оваций…

После съезда, до своего отъезда, Поспелов и Андропов попросили встречи с нами.

— Хотим беседовать с вами о некоторых вопросах, касающихся товарищеских взаимоотношений, — сказал Поспелов, который первым взял слово. — Мы хотим укрепления дружбы между нами, хотим крепкой дружбы.

— Мы тоже хотели и хотим ее, — ответил я, — но не думайте, что эту тесную дружбу можно укрепить «святым духом». Такая дружба возможна только при правильном и последовательном проведении в жизнь принципов марксизма-ленинизма и пролетарского интернационализма.

В продолжение своего слова я напомнил Поспелову некоторые из их антимарксистских и антиалбанских вылазок, и отметил, что на том пути, на который встало советское руководство, никак не может быть дружбы.

— Вы вмешиваетесь во внутренние дела советского руководства, — сказал он.

— Говорить, что тот или иной взгляд или поступок того или иного руководителя неправилен, — ответил я Поспелову, — это вовсе не вмешательство во внутренние дела данного руководства. Нам никогда не приходило и не приходит в голову вмешиваться в ваши внутренние дела. Однако вам следует уяснить себе, что мы также не позволяли и ни в коем случае не позволим, чтобы советское руководство вмешивалось во внутренние дела нашей партии. Каждая партия — хозяин в своем доме.

Правда, — отметил я далее, — между двумя нашими партиями имеются большие идеологические разногласия. И мы открыто, в соответствии со всеми ленинскими нормами, высказали вам наше мнение о них. Вы взвились до потолка и, помимо всего другого, эти идеологические разногласия распространили и на другие области. Микоян хотел испугать нас «тяжелыми ситуациями», которые создадутся в нашей партии, и это была угроза. Вы видели обстановку у нас, — сказал я ему, — поэтому расскажите и Микояну о том, что вы видели на IV съезде нашей партии, скажите ему, насколько «расколота» наша партия!

Эти подлецы, помимо всего прочего, добивались пересмотра всех соглашений и протоколов о кредитах, которые они предоставили нам на текущую пятилетку. И для этого они хотели, чтобы я поехал в Москву.

Мы решительно отвергли эти их враждебные нам требования, за которыми скрывались темные замыслы.

— Экономика — это другая область, на которую вы распространили существующие между нами идеологические разногласия, — сказали мы Поспелову и Андропову. — Это идет вразрез с марксизмом; более того, это не к лицу такой партии и такому государству, как ваши.

— Не понимаем вас, — сказал Поспелов. — В чем вы видите это?!